положение в обществе, или с особами королевской крови.
Такое подобострастное отношение также очевидно, когда он пользуется титулами. Это хорошо описано Ланиа в отчете о суде над Гитлером:
«В ходе его заключительной речи он стал говорить о генералах Людендорфе и фон Зекте; в такие моменты он стоял по стойке смирно и выкрикивал слова «генерал» и «превосходительство». Для него не было разницы, что один из генералов был на его стороне, в то время как другой, фон Зект, главнокомандующий рейхсвера, был его врагом; он полностью отдался удовольствию произносить громозвучные титулы. Гитлер ни разу не сказал: «Генерал Зект», он говорил: «Ваше превосходительство, герр генерал-полковник фон Зект», позволяя словам таять на языке и смакуя их привкус».
Многие другие информаторы также комментировали стремление Гитлера использовать полные титулы. Как бы там ни было, можно допустить, что это заметная черта его характера, которая становится все менее явной по мере его продвижения вверх, но, однако, не исчезает.
Фюрер также неуютно чувствует себя в компании дипломатов и, по возможности, избегает контактов с ними. Фромм описывает его поведение на дипломатическом обеде следующими словами:
«Гитлер был скован, неуклюж и угрюм. Фалды его фрака смущали его. Снова и снова его рука искала ободряющую поддержку портупеи. Каждый раз, когда он не находил этой знакомой прохладной и бодрящей поддержки, его беспокойство росло. Он мял свой носовой платок, дергал его, сворачивал, — это была явная боязнь сцены».
Гендерсон пишет:
«Я всегда буду сожалеть, что мне ни разу не удалось изучить Гитлера в его частной жизни, ведь это дало бы мне шанс увидеть его в обычных условиях и поговорить с ним, как мужчина с мужчиной. За исключением нескольких коротких фраз при случайных встречах, я никогда не общался с ним. Он не посещал неофициальные вечеринки, на которых могли бы присутствовать дипломаты, а когда мои друзья пытались организовать их, он всегда отказывался встречаться со мной на основании прецедента… Но он всегда выглядел застенчивым, когда ему приходилось развлекать дипломатический корпус, что обычно случалось три раза в году».
Гитлер также нервничает и имеет тенденцию терять самообладание при встречах с журналистами. Будучи гением пропаганды, он понимает мощь прессы в формировании общественного мнения и всегда на церемониях обеспечивает корреспондентов привилегированными местами. Однако когда дело доходит до интервью, он занимает оборону и требует, чтобы вопросы подавались заблаговременно. Когда же интервью имеет место, он в состоянии контролировать себя, так как у него уже готовы ответы. Даже в этом случае он отказывается отвечать на дальнейшие вопросы, незамедлительно принимаясь за обширные рассуждения, которые иногда переходят в тирады. Когда он иссякает, оканчивается и его интервью.
Гитлер также приходит в ужас, когда его просят выступить перед людьми образованными или перед любой группой, в которой он чувствует оппозицию или возможность критики.
В общем, Гитлер плохо ладит с людьми. По существу, он не имеет настоящих близких отношений ни с кем из своих коллег. Единственный его соратник, который когда-либо имел привилегию обращаться к нему с фамильярным «ты», это Гесс. Даже Геринг, Геббельс и Гиммлер должны обращаться к нему с формальным «вы», хотя каждый из них, наверное, пожертвовал бы свою правую руку ради привилегии обращаться к нему не таким официальным образом. Действительно, помимо его семьи, несколько людей в Германии, а именно — госпожа Бехштайн и семья Уинфреда Вагнера, обращаются к нему на «ты» и называют его прозвищем «Вольф», но таких людей мало и большего им не дано. Как правило, он всегда поддерживает определенную дистанцию с другими людьми. Людеке, который какое-то время был близок к нему, пишет:
«Даже в моменты его душевного спокойствия я не видел фамильярности со стороны сотрудников, между ними и Гитлером всегда была определенная дистанция, едва уловимое чувство отчужденности…».
И Фрай говорит: «Он живет среди многих людей и все же живет один».
Хорошо известно, что он не может поддерживать обыкновенную беседу или дискуссию с людьми. Даже если присутствует один человек, говорить будет только Гитлер. Его манера речи вскоре начинает все меньше напоминать беседу и становится похожей на лекцию, а также легко может развиться в тираду. Он просто забывает о своем собеседнике и ведет себя так, как будто обращается к большому скоплению людей. Штрассер дал краткое описание его манеры говорить:
«Теперь Гитлер встал по стойке смирно и выражением своих глаз ясно показал, что обращается не только ко мне: он обращался к воображаемой аудитории, которая находилась далеко за стенами гостиной».
Это касается разговоров не только о политических проблемах. Даже когда Гитлер остается наедине со своими адъютантами или ближайшими помощниками и пытается вести себя дружелюбно, он не в состоянии завязать беседу «вопросов и ответов». Временами, похоже, он хочет сблизиться с людьми и рассказывает о своей личной жизни («Когда я был в Вене» или «Когда я служил в армии»). Но и в этих случаях не дает собеседникам вставить слово и всегда повторяет одни и те же истории в абсолютно одинаковой форме, как будто он заучил их наизусть. Суть большинства этих рассказов содержится в книге «Майн Кампф». Его друзья слышали их десятки раз, но это не мешает ему повторить их снова с большим энтузиазмом. В своих жизнеописаниях он касается только поверхностных аспектов. Кажется, что он не желает поведать о себе что-нибудь существенное.
Прайс говорит: «Когда присутствуют больше чем два человека, даже если это его приближенные, общего разговора не бывает. Либо Гитлер говорит, а они слушают, либо они говорят между собой, а Гитлер молчаливо сидит». Он совсем не раздражается, когда члены группы разговаривают между собой, пока, конечно же, не почувствует охоту поговорить самому. Но обычно, похоже, ему нравится слушать других, делая при этом вид, что сосредоточился на чем-то ином. Тем не менее, он слышит все, о чем идет речь, и часто использует это позднее. Однако он не поощряет человека, от которого узнал что-то новое, а просто выдает услышанное за свое. Раушнинг говорит: «Он всегда был позером. Он помнит услышанные им вещи и имеет способность воспроизвести их таким образом, что слушатель поверит, будто они его (Гитлера) собственные». Рем также сетует по этому поводу: «Если мы пытаемся что-то посоветовать ему, он делает вид, что уже это знает, и смеется нам в лицо, а позднее предпринимает действия, выдавая их за результат собственных идей. Кажется, он даже не осознает, какой он нечестный».
Еще один трюк Гитлера, который приводит людей, и особенно его коллег, в смятение, это его способность забывать. Известно, что сегодня он говорит одно, а через несколько дней — совершенно противоположное, полностью позабыв о своем первом заявлении. Он делает так не только в связи с международной политикой, но и по отношению к своим ближайшим коллегам. Когда же они проявляют свое неудовольствие и говорят о его непостоянстве, он впадает в ярость и вопрошает, не считают ли его лжецом. Ясно также, что и другие высокопоставленные нацисты научились этому трюку, ибо Раушнинг говорите «Большинство нацистов с Гитлером во главе буквально забывают, подобно истерической женщине, все, что не желают запоминать».
Хотя Гитлер почти неизменно вставляет в свои речи несколько юмористических элементов и создает впечатление большого умника, похоже, что чувство юмора у него развито слабо. Он не может подшутить над собой. Хейст говорит: «Он не в состоянии очистить свою мрачную душу самоиронией и юмором». Фон Виганд сообщает, что Гитлер особенно чувствителен к подшучиваниям в свой адрес, а Гусс говорит: «Себя он воспринимает серьезно и вспыхивает яростью при малейшем посягательстве на достоинство и святость государства и фюрера». Когда все идет хорошо, он иногда впадает в веселое и эксцентричное настроение в кругу близких друзей. В этом случае его юмор почти полностью ограничен поддразниванием или простецкими шутками. Шутки эти обычно связаны с мнимыми любовными похождениями его соратников, но они никогда не бывают вульгарными и лишь содержат намек на сексуальные факторы. Фриделинда Вагнер приводит пример такого подшучивания. И Геринг, и Геббельс присутствовали в то время, когда Гитлер сказал семье Вагнеров:
«Все вы знаете, что такое вольт и что такое ампер, не так ли? Правильно. Но знаете ли вы, что такое Геринг и что такое Геббельс? Геббельс — это объем глупостей, которые человек может сказать за один час, а Геринг — это количество металла, которое можно приколоть на грудь одного человека».
Мимика — еще одна форма его юмора. Почти все признают, что в этой области у него проявляется талант, он часто изображает своего коллегу в присутствии других, доставляя им удовольствие, за исключением жертвы. Он также любит передразнивать сэра Эрика Пиппа и Чемберлена.
Плохая адаптация к людям у Гитлера, возможно, наиболее ярко проявляется в его отношениях с женщинами. Поскольку он стал политической фигурой, вокруг его имени запестрели женские имена, особенно в иностранной прессе. Хотя германская общественность, похоже, очень мало знает об этой грани его жизни, его коллеги видели многое, и понятно, что эта тема всегда вызывает всяческого рода предположения. Грубо говоря, его отношения с женщинами разделяются на три категории: (1) женщины, значительно старше его, (2) актрисы и проходящие увлечения, (3) более или менее продолжительные отношения.
1. Еще в 1920 году фрау Карола Хофман, вдовушка шестидесяти одного года, взяла его под свое крылышко и годами играла роль матери. Затем настал через фрау Елены Бехштайн, жены известного берлинского владельца фирмы по производству пианино. Она потратила большие суммы денег на Гитлера в ранние дни партии, ввела его в свой социальный круг и одарила материнской любовью. Она часто говорила, что хотела бы, чтобы Гитлер был ее сыном, а когда он попал в тюрьму, она заявила, что приходится ему приемной матерью, дабы иметь возможность навещать своего любимца. Штрассер говорит, что Гитлер сидел у ее ног, положив голову ей на грудь, а она нежно гладила его по голове и шептала».
С тех пор как он пришел к власти, дела не пошли так гладко. Она находила изъяны во всем, что он делал, и безжалостно ругала его, даже при людях. Согласно Фриделинде Вагнер, она — единственная женщина в Германии, которая может вести монолог в присутствии Гитлера и которая может сказать ему все, что она думает о нем. Во время этих нравоучений Гитлер стоит, как пристыженный школьник, совершивший проступок. Согласно Ханфштенглю, фрау Бехштайн опекала Гитлера в надежде, что он женится на ее дочери Лотти, которая была далеко не привлекательной. Из-за чувства долга Гитлер действительно сделал Лотти предложение, но получил отказ. Фрау Бехштайн была неутешна из-за провала своих планов и начала критиковать как социальные реформы Гитлера, так и его действия. Тем не менее, Гитлер, из чувства долга, продолжал наносить ей визиты, хотя и старался делать их нечасто. Затем также была фрау Виктория фон Дирксен, которая якобы потратила на него и его карьеру целое состояние, а также другие женщины. В более поздние годы роль матери взяла на себя госпожа Геббельс; она следила за его удобствами, вела его домашнее хозяйство и пекла ему сладости, которые он особенно любит. Она также выступала в качестве свахи, надеясь женить его на одной из своих подруг, а следовательно, еще теснее привязать его к себе. Она жаловалась Людеке: «Как сваха, я неудачлива. Я оставляют его наедине с моими наиболее очаровательными подругами, но он на них не реагирует». Была также его старшая сводная сестра Анжела, которая вела для него хозяйство в Мюнхене и Берхтесгадене и некоторое время играла роль матери.
Об Уинфред Вагнер, невестке Рихарда Вагнера, также есть обширная информация. По национальности она англичанка, была очень привлекательная и примерно одного с Гитлером возраста. Она познакомилась с Гитлером в начале 20-х годов, и с того времени является одним из его верных сторонников. Он стал частым гостем в доме Вагнеров в Байрете, а когда пришел к власти, построил для себя и своего штата дом в поместье Вагнеров. После смерти Зигфрида Вагнера посыпались сообщения, что она должна стать женой Гитлера. Но этого не произошло, несмотря на тот факт, что с точки зрения обеих сторон это был бы идеальный брак.
Тем не менее, Гитлер продолжал быть частым гостем в доме Вагнеров. Несомненно, госпожа Вагнер сделала все возможное, чтобы Гитлеру было удобно и он чувствовал себя как дома. В семье Вагнеров было трое детей, мальчик и две девочки (одна из девочек, Фриделинда, позже стала нашим информатором). Вся семья называла Гитлера прозвищем «Вольф» и обращалась к нему на «ты». В этом доме он чувствовал себя в такой безопасности, что часто приходил туда и проживал без телохранителей. Иногда он проводил с этой семьей Рождественские праздники, став ее полноправным членом. Но дальше этого заходить не хотел, даже несмотря на то, что этот брак с Уинфред Вагнер был бы исключительно популярным среди немецкого народа.
2. Затем идет долгий список проходящих увлечений. В большинстве это звезды кино и театра. Гитлеру нравится быть окруженным хорошенькими женщинами и он обычно просит кинематографические компании прислать несколько актрис всякий раз, когда в канцелярии проводится прием. Похоже, он приходит в необычайный восторг, очаровывая этих девушек рассказами о том, что он собирается свершить в будущем, или же старыми рассказами о своей прошлой жизни. Ему также нравится производить на них впечатление своей властью, приказывая студиям обеспечить их лучшими ролями или обещая проследить за тем, чтобы они снимались в новом фильме. Большинство его связей с женщинами такого сорта, а было их очень много, насколько нам удалось выяснить, не заходили дальше такого общения. В целом же, он чувствует себя более комфортабельно среди артистов, нежели в любой другой компании, и часто ходит обедать в студийные рестораны.
3. Было несколько других женщин, сыгравших более или менее важные роли в жизни Гитлера. Первая, о которой мы что-либо знаем, это Хенни Гофман, дочь официального фотографа партии. Хенни, согласно докладам, была обычной проституткой и большую часть своего времени проводила среди студентов в Мюнхене, которые утверждали, что ее можно было иметь всего за несколько марок. Генрих Гофман, ее отец был членом партии и близким другом Гитлера. По странному повороту судьбы Гофман снял фотографию толпы в Мюнхене в начале прошлой войны. Позднее, когда Гитлер стал известен среди мюнхенских политиков, Гофман обнаружил его на фотографии и обратил на это его внимание. Гитлер был очарован, между ними
