видели только темный силуэт, и казалось, будто свет исходит от него, озаряя небо позади.
— Вы сами построили этот плот? — спросил силуэт.
— Вы о чем? — переспросила я.
— Я спросил: вы сами построили этот плот?
— Мы вроде как одолжили его, — призналась я.
— Похож на тот плот выше по течению, — сказал силуэт. — На тот, который там к пню привязан.
— Очень похож, — согласился Терри.
— Прямо близнецы, — подхватила Джинкс.
— Я практически уверен, что это и есть тот плот, — заявил силуэт и двинулся к нам по склону. Теперь, когда холм сделался фоном у него за спиной, а солнце сдвинулось назад, мы смогли как следует его разглядеть.
Он был высок и худощав, с соломенными волосами — такие и седея становятся лишь более светлыми. Беспощадное солнце подсказало нам, что этот процесс уже начался — волосы высветлились у висков и спереди тоже. Они липли к голове, но, вероятно, не от масла, а просто намокли и быстро высохли на солнце. Кончики их слегка колебались на ветру, словно кукурузная шелуха.
Незнакомец был одет в белую рубаху и черные, запачканные понизу штаны, старые ботинки просели с обеих сторон и пошли заломами. На вид этому человеку было слегка за сорок, симпатичный, в улыбке он выставил все зубы — ни одного не потерял. В моем мире сохранить к сорока годам все зубы, оба уха и несломанный нос — все равно что найти арбуз в курином гнезде. Мамочка моя — исключение, и у нас троих пока все было в порядке, но нам до сорока оставалось еще жить и жить — если доживем, — да и маме еще несколько лет, к тому же она всегда заботливо чистила зубы, мылась и держала в чистоте свои немногочисленные одежки.
Спускаясь с горы, этот человек все так же продолжал улыбаться. Невелик собой — судя по тому, на что способна Джинкс, когда обозлится, я решила, что она прикончит его веслом, если он вздумает к нам лезть.
Он подошел совсем близко, повернул голову и посмотрел на мою маму. Словно огонь вспыхнул у него в голове, подсветив глаза. Я глянула на маму — в то утро она выглядела настоящей красавицей. Богиня на прогулке, богиня, выздоравливающая после болезни. Длинные волосы лоснились на солнце, лицо белое, как овес. Она приподняла голову, всматриваясь в пришельца, и, если б не ее грустные глаза, показалась бы куда моложе своих тридцати четырех лет. Я всегда знала, что она хорошенькая, но только в ту минуту поняла, что она не просто хорошенькая — она красавица. Вот почему Дон так добивался ее, вот почему ее полюбил мой настоящий отец. Жаль, что я не похожа с лица на нее.
— Мы взяли плот в силу необходимости, — сказала мама.
— Я не склонен осуждать, — ответил незнакомец. — Слишком часто людей судят поспешно. И все же я должен напомнить вам заповедь: «Не укради».
— Про «Не одолжи» ничего не сказано, — возразила Джинкс.
Незнакомец улыбнулся ей, и я наконец сообразила то, о чем могла бы догадаться сразу при виде того, как он был одет и в особенности при виде промокших и грязных брюк, — это был тот самый проповедник, который крестил в реке.
Проповедник подошел ближе, а я подвинулась и словно невзначай положила руку на подходящий камушек у самой воды — если что-то пойдет не так, надо быстро схватить камень и со всей силы запустить ему в морду. Но вроде бы враждебных намерений проповедник не обнаруживал. Подошел, улыбаясь, и встал у воды, обхватив рукой подбородок, внимательно оглядывая плот.
— Трудновато им управлять, да? — спросил он.
— Немного есть, — признал Терри.
— «Немного»! Еще как трудно! — подхватила Джинкс. — Нравный, как шетландский пони.
— Шетландцы кусаются, — кивнул проповедник. — Я бы мог об этом порассказать.
— Это плот, а не пони, — напомнил ему Терри.
— Разумеется, — ответил проповедник. — Мы с юной леди беседовали метафорически.
— Ясно тебе, Терри? — подколола Джинкс. — Именно так мы и беседовали.
— Я понял, — сказал Терри. — Но я говорю не метафорически.
Проповедник обогрел своей улыбкой мою маму:
— Они все — ваши? То есть кроме цветной девочки?
— Моя только Сью Эллен, — ответила мама, кивая в мою сторону. — А это ее друзья.
— И ваши тоже? — уточнил он.
— Думаю, что да, — сказала мама. — Да, конечно. Это мои друзья.
— Ну, раз они друзья столь прекрасной леди, то будут и моими друзьями. Я — преподобный Джек Джой. Меня действительно зовут Джой, «Радость», я не выдумал это имя ради религиозных целей, хотя и правда считаю себя мужем радости, мужем веселья, и всегда готов пошуметь во славу Господню.
— Я Хелен Уилсон, — представилась мама, — а это моя дочь Сью Эллен. Цветную девушку зовут Джинкс, а молодого человека — Терри.
— Без фамилий? — обратился он к ним, улыбаясь (он только и делал, что улыбался).
— Сойдет и так, — кивнул Терри.
Я сообразила, что мама, того гляди, выложит, кто мы такие и от кого бежим, — чересчур расположилась к проповеднику.
— Денек выдался жаркий, — рассуждал между тем преподобный. — Не хотите ли заглянуть ко мне домой и выпить чаю? Одна овечка из моей паствы только что доставила мне целую глыбу льда — привезла ее на машине из Марвел-Крик, половина так и осталась лужицей на полу багажника, пока она ее доставила. А еще она привезла жареного цыпленка. Все это дожидается на леднике, и цыпленок, и лед. Если льда хватит, попробуем сделать мороженое, но заранее обещать не могу.
— Зачем же вы пришли на берег, если у вас столько еды дома? — удивилась Джинкс.
— Я не был голоден и пошел посмотреть, не прибывает ли вода. Собирался порыбачить и хотел знать, насколько высоко поднялась река.
— И насколько? — поинтересовалась я.
— Высоко. Так идемте ко мне, пообедаем. Отличный предлог уйти на время от воды и жары. По правде говоря, не так уж меня тянет рыбачить.
— Мы только что ели, — сказала я.
— Тогда только чай, — предложил он.
— Нам пора в путь, — настаивала я.
— Понимаю, вы соблюдаете осторожность, — продолжал преподобный. — Вы меня не знаете. Но могу вас заверить, за те два года, что я служу в здешних местах, я никого еще не подстрелил и не съел.
— Становится жарко, — заметила мама, приглаживая волосы. — Я бы выпила чашку чаю и что- нибудь съела — например, мороженое.
Я уставилась на маму во все глаза. Она кокетничала! Никогда в жизни не видела, чтобы мама кокетничала, но я видела, как это делала Мэй Линн, а она-то была в этом деле спец, так что я сразу поняла, что к чему. Но видеть, как это делает мама, было так же странно, как поглядеть на себя в зеркало и впервые обнаружить, что на самом деле я — гиппопотам в шляпе дерби.
— Отлично, — сказал преподобный. — Идите за мной.
— Нельзя бросать плот, — уперлась я.
— Еще как можно! — усмехнулся проповедник. — Он надежно привязан. А после того как мы перекусим, возьмем доски и гвозди и попробуем соорудить вам руль. Если вы собираетесь и дальше плыть вниз по течению, со штурвалом управляться будет гораздо проще. Насколько я понимаю, вас отнесло сюда со стремнины, а течение здесь сильное. Освежитесь, выпейте холодненького, съешьте хоть что-нибудь — и вперед.
Все мы, кроме мамы, пребывали в сомнении, мама же сразу вскочила и уже двинулась в сторону холма. Преподобный Джой-Радость радостно подхватил ее под руку и повел наверх. Не знаю, что он там ей нашептывал, пока они шли, но ей это нравилось, ее это забавляло — она хихикала.
Как давно уже я не слыхала ее смеха! А уж такого смеха — будто она девчонка, школьница, беззаботно играющая в новую игру!
