спорила и настаивала на своем. Но Терри был прав: решать должны были мы, а не она.
Я глянула на преподобного Джоя. Похоже, он уснул.
— Отлично, — сказала я. — Мы вернемся за прахом и за деньгами. Но вот что: не надо переться всем вместе. Кто-то должен сторожить плот, и нам всем ни к чему продираться через лес. А если преподобного придется нести на руках или тащить на веревке, нам нелегко придется. Нужно тихонько подобраться к дому.
— Уговорила, — откликнулась Джинкс. — Я остаюсь. Желающие могут идти. Мы с твоей мамой и преподобным посторожим плот, а вы с Терри отправляйтесь.
Вскоре мы попали на глубокое место, где от шестов не было никакого проку. Джинкс ворочала штурвал, а мы с Терри, раскорячившись по краям плота, подгребали веслами. Плот пошел быстро, а удобное место, чтобы причалить, все не попадалось на глаза. Наконец мы заметили вдававшуюся в реку песчаную отмель. Мы перестали грести, Терри взял весло, воткнул его рукоятью в рыхлый влажный песок, забил поглубже и привязал к нему конец каната. Преподобный Джой все так же пребывал в отключке, мама сидела рядом с ним, уронив руку ему на плечо, а в руке преподобного по-прежнему болтался револьвер. Судя по его виду, преподобный пребывал на Марсе, и желтоглазый осьминог делал ему там модную прическу.
— Дайте мне револьвер, — попросила я.
Пришлось повторить несколько раз, прежде чем он хотя бы взглянул на меня.
— Револьвер констебля Сая, — пояснила я. — Он может мне понадобиться.
Преподобный Джой свалился с Марса обратно на Землю, но голос его отстал по пути и звучал словно издалека:
— Разве мы мало натворили бед?
— Послушай, Джек, — заговорила с ним мама. — Отдай девочке револьвер. Для самозащиты.
Сначала преподобный никак не мог сообразить, что он держит револьвер, потом еще медленнее соображал, что с ним делать, но в конце концов отдал его мне. Револьвер был небольшой, легко уместился в глубоком кармане моего комбинезона. Преподобный Джой уронил голову, как будто на него давила страшная тайна, и еле вымолвил:
— Господь с тобой.
— Идти довольно далеко, — сказала я. — Это выйдет дольше, чем плыть по реке. До рассвета не обернемся. Попробуем раздобыть немного еды. А от вас требуется одно: сидеть тут и ждать нас. Джинкс, если мы к завтрему до вечера не вернемся, сталкивай плот на воду и плыви дальше.
— Ладно, — сказала Джинкс.
— Ты бы хоть поломалась для виду, — обиделся Терри.
— Хороший план — это хороший план, — сказала Джинкс.
— Мы не можем уплыть без вас! — всполошилась мама.
— Можем, — возразила Джинкс. — Достаточно двоих, чтобы грести и управлять плотом.
— Я не о том, — сказала мама. — Мы просто не можем бросить их и уплыть.
— Я знаю, что вы хотите сказать, — ответила Джинкс. — И знаю, о чем говорю я. Понадобится — так и уплывем. Никому не станет лучше оттого, что одноглазый Сай поймает нас и прикончит.
— Мы с Терри вернемся, — сказала я маме. — Не волнуйся зря. Это просто запасной план, на крайний случай. В конце концов, даже если вы уплывете без нас, ничего страшного. Может быть, нам придется возвращаться другим путем, и тогда мы встретимся в Глейдуотере.
— Давайте я пойду с вами, — предложила мама.
— От тебя больше пользы здесь, — сказала я. — К тому же хоть ты и оправилась, но еще не так здорова, чтобы шагать по лесу с нами наравне. Мы с Терри быстрее доберемся одни.
Когда преподобный построил каюту, мы сразу же перетащили в нее кое-какие вещи на случай, если придется удирать второпях. Это мы здорово предусмотрели. Среди прочего там уже были фонарь, веревка, тряпки, спички и несколько банок сардинок. Консервы мы открыли и съели, орудуя пальцами. Затем мы с Терри вооружились фонарем и двинулись в обратный путь.
По отмели мы дошли до берега, а там пришлось карабкаться наверх, цепляясь за мокрые корни. Берег сплошь зарос деревьями, и там было гораздо темнее, чем на воде, потому что деревья стояли вплотную друг к другу и заслоняли свет. Пробираться сквозь густые заросли было нелегко, но мы справились с этим и вышли на заболоченную просеку, которая тянулась на несколько километров. Благо тут деревьев стало поменьше, лунный свет пробивался и освещал нам путь, но все равно было трудно. По левую руку высилась стена деревьев, густая и грозная тень. По правую руку — другая линия, местами редевшая и уходившая под откос к реке, — там и ступить было некуда, не говоря уж о том, чтобы идти по этому болоту. Какое-то время мы еще держались близко к реке и слышали ее шум, но из-за этого болота нам пришлось отклониться в сторону, к дальней линии деревьев. Ноги глубоко увязали в грязи. Каждый раз, когда Терри или я вытаскивали стопу из грязи и опускали ее снова, раздавался такой звук, словно гигантский младенец сосет пустую титьку. Вымотались мы очень быстро.
Звезды подсказывали нам, в каком направлении двигаться. Так-то было ясно, что нужно идти вверх по течению реки, и мы выйдем к дому преподобного, но по прямой идти не получалось, то болото, то кустарник, то сплошные заросли. Ничего не стоило сбиться с тропы и даже не заметить, как далеко ты ушел от реки, и более того — развернуться и пойти обратно, туда, откуда ты пришел, все время воображая, будто продвигаешься к своей цели. Вот мы и сверялись со звездами всякий раз, когда удавалось разглядеть их в просвете между деревьями.
Так мы плелись довольно долго и набрели на дерево, которое стояло себе одно-одинешенько посреди болота. Оно было достаточно крепким, чтобы выдержать нас обоих, и мы прислонились к нему отдохнуть, а заодно поскребли об его ствол подошвами и счистили грязь.
— Я тебе лгал, — сказал Терри.
— Насчет чего?
— Что я не педик. Говорил, будто, когда я увидел Мэй Линн голой, меня это завело, а на самом деле нет. Я не хотел врать, но и чтоб ты знала, какой я на самом деле, тоже не хотел. Но я должен сказать тебе правду как другу.
— Терри, мне все равно.
— Правда?
— Мне важно лишь то, как ты относишься ко мне. Ты добр ко мне, и ты добр к Джинкс, и из всех нас ты больше всего хлопочешь о том, чтобы мечта Мэй Линн попасть в Голливуд хоть как-то, но сбылась. Мы с Джинкс могли бы и наплевать на это. Я горжусь тобой и рада, что мы — друзья. Больше всех на свете я люблю тебя и Джинкс.
— Цветная девчонка и извращенец, — усмехнулся он. — Удачно ты себе друзей подбираешь.
— В этом нет ничего странного. Странные те люди, которых это удивляет.
— Ты не презираешь меня за то, что я солгал тебе — ну, будто меня привлекала Мэй Линн?
— Нет. Если б ты был другим, если б тебе не нравились мальчики, я бы, наверное, полюбила тебя. В смысле — как девушка парня. Ты самый красивый и самый хороший, кого я знаю.
— Не будь я таким, каков я есть, я бы непременно полюбил тебя — в смысле, как парень девушку. — Он примолк, а когда вновь заговорил, то серьезнее, чем пуля промеж глаз — И не такой уж я хороший. Вовсе нет.
— Приятно слышать, — сказала я. — Насчет полюбил бы. И ты правда хороший. И если хочешь знать, — добавила я немного погодя, — то ты вовсе не «девчонка», пусть не дразнятся. Ты храбрый и сильный. Храбрый, как настоящий парень. Ты очень храбрый.
— Спасибо, — сказал он и отвернулся, стал смотреть куда-то в непроглядную тьму. — Я бы много еще о чем хотел с тобой поговорить, но попозже.
Я не знала, о чем он хотел поговорить, а нас ждали неотложные дела, так что расспрашивать я не стала. Пора было двигаться дальше. В небе замелькали зарницы, послышался отдаленный гром. Мы заторопились, но в итоге выяснилось, что не будет ничего, кроме сухих разрядов молний и глухого грома вдали.
Наутро поднялся туман, белый, как хлопок, плотный, как зимние облака. Фонарь пробивал лишь узкий ход в сплошном тумане, который накрывал нас с головой. Ни звука, не квакнет лягушка, не слышно было
