передыхал, ставил ее на землю, больше тащил волоком, чем нес. Но все-таки добрался до того места, где осталась Мэй Линн. Я снес Мэй Линн к воде, вернулся за машинкой, привязал к ней, прикрутил проволокой к ногам. А потом я столкнул машинку в воду, и она утянула за собой труп. Я вошел следом за ней в реку, нырнул и задержал дыхание. Плыл под водой и тянул за собой машинку, покуда не добрался до омута. Я узнал это место — удил там рыбу. На том я успокоился, вернулся на берег и пошел домой. Тихонько прокрался к себе в комнату. Купаться с Мэй Линн я тоже уходил тайком. Меня так долго не было, я боялся, что мое отсутствие заметили. Боялся или хотел, чтобы обо всем узнали? Так или иначе, в доме никто не проснулся. Я лег и тоже попытался уснуть, но не смог. Через несколько дней ты позвала меня на рыбалку. Ты сказала мне, куда вы с отцом поедете, и я понял, что это — то самое место, где я затащил Мэй Линн в воду. Я понадеялся, что она достаточно глубоко ушла под воду. И еще я сообразил, что, даже если мы наткнемся на нее, меня уже ни в чем не заподозрят. И еще: я как-то не вполне верил, что все это случилось на самом деле. Это было как сон, как приснившийся кошмар. А потом — она попала в нашу сеть. Когда мы тянули эту сеть и никак не могли вытянуть, я уже знал, что там. Знал так же твердо, как теперь знаю, что у меня всего одна рука. Мне следовало там же во всем и признаться, но я не смог. Просто не смог.
После этого я все время думал об одном: она хотела попасть в Голливуд. Пока мы с ней в ту ночь не поссорились, она только о Голливуде и говорила.
Говорила, что скоро поедет туда. Про деньги ничего не сказала, но задним числом я понимаю, что она уже знала, где они спрятаны, уже составила план. И в ту ночь, в миг помрачения, я разрушил ее планы. Все планы, какие у нее были в жизни. Я убил ее.
Я обдумала все, что он мне рассказал, и сказала:
— Это был несчастный случай, Терри. Если все произошло так, как ты говоришь, то это — несчастный случай.
— Все было так, как я тебе рассказал. Я спрыгнул на нее. Спрыгнул нарочно. Но я вовсе не хотел убить ее. Поверь мне!
— Верю, — сказала я.
— Это не снимает с меня вины, — сказал Терри. — Но мне важно, чтобы ты знала: я не хотел убивать ее. Не хотел, чтобы она умерла.
Дверь распахнулась. Джинкс вошла, подошла к кровати, легла поперек и уронила руку Терри на грудь:
— Я все слышала! Почему же ты не рассказал и мне тоже? Почему я вынуждена подслушивать за дверью?
— Я бы и тебе рассказал, — сказал Терри. — Она спросила, и я ей ответил. Но я и тебе собирался рассказать.
Я глянула в распахнутую дверь. Мама в отличие от Джинкс ничего не слышала, доносился ее негромкий храп. Хоть хлопушки взрывай, она бы и не шелохнулась.
Я тихонько притворила дверь. Джинкс так и лежала, обнимая Терри. Уцелевшей рукой он похлопал ее по локтю.
— Не следовало ей тебя дразнить, — сказала Джинкс.
— Это не оправдание, — ответил Терри.
— Все вышло не так, как надо бы, — сказала Джинкс. — Ты таков, каков ты есть, Мэй Линн порой чересчур задавалась. С какой стати она взялась лечить тебя? И вот что я тебе скажу — может, тебе от этого легче станет: я попыталась убить старуху, которая тут жила, причем нарочно, а не случайно. Хорошо, что пушка была не заряжена — щелкнула, и все, а ночью старуха сама собой умерла.
— Так-то лучше, — вздохнул Терри.
— Я была разочарована, — сказала Джинкс.
7
Решено было ничего не рассказывать маме, во всяком случае пока, а если Терри все-таки захочет и ей признаться, пусть делает это сам, когда пожелает. Оттого, что теперь я знала правду о смерти Мэй Линн, легче мне не стало, но я поверила каждому слову Терри и радовалась уже тому, что он, по крайней мере, не нарочно ее убил. По правде говоря, к Мэй Линн я после этого рассказа стала относиться чуточку хуже — в общем-то почти что совсем разлюбила ее.
Мы просидели взаперти целые сутки почти без воды, без нормальной еды — оставались только приготовленные мамой овощи, и те прокисли. Выбор был прост: или выйти из дома и попытаться раздобыть жратву, или запереться в кладовку со старухой и ждать смерти. Мы не знали, бродит Скунс рядом или нет, — судя по тому, какие о нем рассказывали истории, он, скорее всего, подстерегал нас. Но страхом сыт не будешь. Нужно было приволочь в дом хоть какую-то пищу, хоть ежевику и лягушачьи лапки.
И к тому же старуха в кладовой. Она уже начинала пованивать. Надо было вытащить ее во двор и похоронить, иначе нам в хижине было не житье.
Все эти проблемы я обдумывала и взвешивала, бродя по дому в поисках каких-нибудь припасов, сухих бобов или гороха или крупной крысы, а нашла старую жестянку. Внутри лежали выцветшие, некогда голубые, ленточки, кусочек веревки и прочий мусор, и фотографии молоденькой девушки и не такого уж молодого мужчины. Мужчина опустил руку на плечо дочери и выглядел так, будто что-то внутри у него запеклось, застряло, да так и протухло. Этой девочкой была наша старуха много лет тому назад. Я узнала ее, какое-то сходство все же оставалось, но на фотографии она выглядела счастливой. Часто ли в детстве и юности она чувствовала себя счастливой? Трудно вообразить такое, но здравый смысл подсказывал — бывало. А вот мужчина на фотографии казался таким же разочарованным, злым на весь мир, какой она сделалась к старости. К концу жизни она уподобилась своему отцу.
Я убрала фотографии в жестяную коробку и поставила ее на место.
Поскольку никакой еды в доме не обнаружилось, решено было разделиться: кто-то остается с Терри, а кто-то отправляется в большой мир на поиски пищи и заодно притащит в дом банки с деньгами и с прахом Мэй Линн. Других вариантов не предвиделось: Терри еще не настолько очухался, чтобы класть его в лодку и плыть дальше по течению, в Глейдуотер.
Нам требовался план, и мы его составили. Не такой план, какой приводят в стратегических учебниках для военных, но вполне ничего себе план, и состоял он в следующем: мы с Джинкс берем пистолет и отправляемся за водой, едой — какую уж найдем — и за банками с деньгами и прахом. Мама остается с Терри, для самозащиты у нее обрез. Но для начала мы возьмем заступ и закопаем старуху и отрезанную руку Терри. От одной мысли о мертвом теле и мертвой руке в кладовке, не говоря уж об их запахе, нас слегка подташнивало и хотелось поскорее от них избавиться.
План как план, Роберт Ли[3] и не такие составлял перед завтраком, но другого у нас не имелось.
Маму мы заставили — как она ни спорила — запереться изнутри. Джинкс несла пистолет, на этот раз заряженный настоящими пулями, и мы с ней прежде всего наведались на задний двор и, как и говорила старуха, нашли там подсунутую под дом лопату. В стороне от колодца мы выбрали участок, где земля была помягче, и стали копать поочередно — одна копает, другая держит наготове пистолет. Чтобы выкопать могилу достаточной длины и ширины, понадобилось два часа. Покончив с этим, мы вернулись к дому и покричали маме, чтобы впустила нас. Мы с Джинкс выволокли старуху из кладовки и понесли ее во двор, а маме снова наказали запереться изнутри. Джинкс пристроила пистолет поверх свернутого в рулон половика, мы взялись за голову и за ноги и кое-как дотащили труп в половике до ямы и там уложили ее. Джинкс забрала пистолет, мы подхватили старуху и сбросили ее в могилу. Врать не стану: сбросили мы ее без особых нежностей и не церемонились, тут же принялись забрасывать ее грязью, поглядывая при этом по сторонам, не подбирается ли к нам Скунс. Скунс не появился, и, как только мы засыпали яму, Джинкс взяла заступ и хорошенько прибила насыпь, сровняла ее с землей.
— Надо бы что-то сказать? — предложила я.
— Типа «хорошо, что ты подохла, старая ведьма»?
— А нельзя найти доброе слово? Типа «спасибо, что спасла Терри жизнь, отрезав ему руку».
