Ева Ланска
Четверо мужчин для одной учительницы
«О! Лишь бы только она снова любила меня, Чтобы я мог не любить ее, как и прежде».
«Видимость обманчива…»
«Darling, I’m a bizarre cocktail of sugar and spice plus all things nice with a healthy sprinkling of cyanide.
As you correctly spotted I’m as sweet as I am mean, I can never do one without the other or life would be so dull.
All pleasure must come with a little pain – I like to feel the sting – helps me separate the men from the boys.
Which are you?
Given how you kissed me last night, I think I have my answer….»
1
Послушная скамейка прогнулась под двумя мальчишками, потрошившими дамскую сумочку
– Косметичка, что ли? Помада, тушь... а это че? Хрень какая-то...
– Матери возьми.
– А че я ей скажу-то? Запалит же!
– Не запалит, скажешь, нашел.
– О, кошелечек! Суперский! И че там? Фигасе! Доллары! Двадцать, пятьдесят... А это че за фантики?
– Это евро, тундра! Дай-ка!
– Э-э, грабли убери! Посчитаю!
– А чего это ты-то посчитаешь? Я сумку первый на лавке увидел!
– А я первый взял!
– А я сказал: через сквер срезать! Да ладно, давай резче, пока тихо! Потом разберемся! – рассудил шустрый.
– Ух ты! Тетрадка! – нашел первый. – Студентка, наверно! Отличница! Ну-ка, ну-ка! Почерк кругленький, сто пудов ботаниха! Че написано? Дне-вни-квш... Вшивый, что ли? – засмеялся он, по слогам разобрав название тетради.
– Не, ну ты дебил ваще, еще читать сядь! Выкинь ты ее! На хрен тебе чужие каракули, ты в своих-то не шаришь! – приказал второй.
– Кто еще не шарит, – огрызнулся тот и нехотя отшвырнул находку.
Тетрадь прошуршала по крашеным доскам скамейки и, ткнувшись в чугунный край, раскрылась на середине.
– Телефона нету? Посмотри еще!
Лохматый перевернул сумку вверх дном и потряс.
– Не-а... Все уже, пусто...
– Жалко! Не, ну денежки тоже круто!
– А сумку куда?
– Да никуда! Ты че, с бабской сумкой ходить будешь? – Шустрый сунул сумку под мышку и, изобразив юношу нетрадиционной ориентации, жеманно пропел: – Прикинь, ты такой идешь с сумочкой – «ла-ла-ла, мущиины, я с вамии!»
– Ага... Зашибись! Придурок! Дай сюда! – разозлился лохматый. Он вырвал у приятеля сумку и швырнул ее в кусты за скамейкой.
– Лана, лана, шуток не понимаешь! Дернули!
Через несколько секунд их голоса растаяли в аллее осеннего московского сквера.
Солнечный луч прострелил начавшую багроветь крону старого клена, что рос возле опустевшей скамейки. Раненая кленовая пятерня сорвалась с высоты и, исполнив несколько предсмертных па, упала на раскрытую тетрадь. Край пятерни, как указательный палец, подсказывал место, с которого следовало читать.
2
– Ваш земляк и коллега Анри Картье-Брессон как-то заметил, что хороший фотоснимок тот, который хочется рассматривать больше двух минут. Возле ваших работ, Ашан, время само останавливается!
Стройная темноволосая девушка в бардовом платье с глубоким декольте была так взбудоражена увиденным на выставке, что явно привлекала к себе внимание.
Ашан, утомленный всеобщим вниманием, вгляделся своими черными жгучими глазами в говорившую с чуть большим интересом. Ее нельзя было бы назвать безупречной красавицей. Но эти горящие глаза, эта вздымающаяся от волнения маленькая упругая грудь! Приятно, черт возьми! Поклонники и восторженные девушки часто бывают слишком назойливы, но вот такие моменты – бальзам на израненную душу творца.
– Спасибо, мне лестно ваше замечание, мадемуазель! Я считаю Анри безусловно талантливым
