Земли и укрупнявшихся городов. И каждое слово Боулза отчеканивалось в его мозгу во всей своей полновесности.
В этот день Торна впервые приобщали к тайному тайных. Только теперь, когда более активное участие Торна в грядущей операции стало необходимым, а сам он был полностью приручен, решили раскрыть перед ним суть «Прополки». Боулз был уверен, что грандиозность операции увлечет Торна и заставит его ускорить изготовление мими-исполнителей.
Боулз не торопился. Окружив световой петлей какой-нибудь город, он сухо, но точно обозначал границы зоны поражения, предположительное количество жертв, масштабы вероятных экономических потерь. У него была отличная память, у генерала Боулза. К тому же он столько раз просматривал выкладки компьютеров, что каждая цифра стала ему так же памятна, как дата его рождения.
Торн давно свыкся с мыслью о неизбежности войны. Он знал, что погибнут целые народы, а густо населенные страны превратятся в пустыни. Но только сейчас, когда он видел эти обреченные города, видел беспечные толпы мужчин и женщин, стариков и детей, слышал их голоса, раскаты смеха и звуки музыки, он почувствовал себя как бы одним из них, обреченных, и ему стало страшно.
Восточное полушарие ушло за обрез стенда, и зеленую твердь континента сменила глубокая синева медленно скользившего океана. Торн удивился, что Боулз вдруг замолчал, а его световая указка погасла. Ведь именно в морских пучинах таились базы ответного удара противника. Правда, они подвижны и часто меняют дислокацию. Тем массивней должен был стать удар по вероятным районам их расположения. Но Боулз молчал. Ни одного кружка не вывел он ни на дальних, ни на близких подступах к своим городам. Это было очень странно, но Торн ничем не выразил своего недоумения. Он знал, что вопрос, заданный не вовремя, может прозвучать как проявление недомыслия.
Появилось хорошо знакомое Торну побережье. Обозначились мегаполисы «бастиона демократии», и указка Боулза ожила. Она так же неторопливо окружала световой линией крупнейшие скопления людей, как только что делала это на просторах другого полушария. И так же деловито, без малейшего волнения Боулз перечислял цифры, означавшие количество отравленных, сожженных, умерщвленных радиацией, перечеркивал уничтоженные промышленные комплексы, ставшие на долгое время непригодными для жизни территории. И все это без всяких оговорок – не как о возможном, а неизбежном.
На этом закончилась демонстрация изобразительного материала. Умолкли звуки Земли. Замолчал и Боулз. Разбуженный наступившей тишиной, Кокер засуетился в своем кресле, имитируя физическую зарядку. Генералы достали карманные компьютеры и приступили к профессиональному обсуждению проекта. Боулз отвел Торна в сторону и спросил:
– Тебе все ясно, Дэви?
– Мне кажется, – сказал Торн, – что вы показали нам лишь часть предполагаемой битвы… Причем часть наиболее устрашающую, но наименее вероятную.
– Это тебе действительно только кажется, – подтвердил Боулз. – Ты видел полную и точную (насколько точным может быть исполнение любого сложного дела) картину первого удара.
– Вы хотите сказать «первых» – нашего и ответного…
– Я всегда говорю только то, что хочу сказать. Не первых, а первого, нашего первого удара.
– В таком случае, генерал, я должен признаться, что ничего не понимаю.
Едва заметная усмешка приподняла уголки высохших губ Боулза.
– Что же тут непонятного, Дэви?
– Все… Если этот удар наш, то почему очагами поражения стали не районы расположения военных баз противника – районы, известные нам по данным разведки, а только густонаселенные центры, где ни пусковых устройств, ни складов оружия быть не может. Ведь тем самым мы даем врагу возможность обрушить на нас еще более сокрушительный удар возмездия.
– Ну и что же? – спросил Боулз.
– Как ну и что же?.. – совсем растерявшись, повторил Торн. – Почему, даже не дожидаясь ответного удара, мы сами… Это вытекает из того, что я слышал, – мы сами поразим наши города, промышленность, научные центры? Не могу же я сделать вывод, что мы собственными ракетами уничтожим вместе со всем миром свою же страну!
– Всегда нужно делать тот вывод, который подсказывает логика, – наставительно сказал Боулз.
– Ты все правильно понял, Дэви, – закивал Кокер.
Торн переводил взгляд с одного на другого, вглядывался в их лица и решил, что оба сошли с ума. Задавать вопросы сумасшедшим и ждать от них объяснений было глупо. Поэтому он замолчал.
– Растолкуй ему, Том, – сказал Кокер. – Пожалей мальчика.
– Как ты себе представляешь, Дэви, спасение последнего оплота цивилизации? – спросил Боулз.
– Я вовсе не отрицал необходимость сокрушительного удара после соответствующей подготовки, в соответствующий момент.
– Если бы ты вообще отрицал такую необходимость, мы бы не имели радости с тобой беседовать. Но твои мими оказались непригодными даже для простейших диверсионных операций.
– Я еще не закончил работу над ними.
– А у нас нет времени ждать! Мы и так слишком долго ждали. А чего добились? Отдельные островки безбожия и варварства слились в гигантские массивы. Из-за грубейших ошибок наших праотцев миллиарды людей оказались безнадежно отравленными, испорченными до мозга костей и не подлежащими исправлению.
– И вы намерены…
– Уничтожить! Разрушить существующий противоестественный мир. И начать историю цивилизации с той точки, от которой она свернула на ложный путь. Мы вернемся к благословенным временам первых переселенцев. Но, конечно, возьмем с собой все лучшее, что создала наука за прошедшие столетия.
– Но… если я вас правильно понял, вы хотите заодно сжечь и нашу страну.
– Ты правильно понял. А разве отрава не проникла в наш мир, в наши семьи? Разве орды бездельников не повторяют безумных лозунгов? Разве это неисчислимое быдло, переполнившее наши города, не требует невозможного? Чума в нашем доме, Дэви, и его тоже пора спалить.
Торн долго молчал, захлебываясь в потоке несуразных, тошнотворных мыслей.
– Значит… Вы решили покончить самоубийством, захватив с собой все человечество?
– Не нужно считать нас дураками, Дэви. Самоубийством мы кончать не собираемся. Мы сохраним не только себя, но и всех, кто может понадобиться для строительства нового, свободного и счастливого мира.
– Каким образом?
– Об этом ты узнаешь в свое время. Сначала мы хотим убедиться, что ты понял необходимость и целесообразность намечаемой акции.
– Это нелегко.
– Но и не так трудно, если отбросить все предрассудки, мешающие трезво смотреть на вещи. То, что человечество нуждается в прополке и сокращении своей численности – непреложный факт. С этим ты согласен?
– Но ведь вы говорите об уничтожении, а не о сокращении.
– Когда рушится постройка, кирпичи остаются. Останутся и люди, и территория, пригодная для жизни.
– Пусть останется поменьше, – подал голос Кокер.
– Это невозможно рассчитать с нужной точностью. Важно другое. Сколько бы людей ни осталось, они будут представлять собой разрозненные орды, охваченные отчаянием и паникой. Они будут готовы служить кому угодно и делать что угодно, лишь бы выжить. Это будет великолепный материал! Вся планета станет гигантской строительной площадкой. А поскольку вся документация и руководящая элита сохранится, можно будет очень быстро во всем блеске восстановить технологию.
Торн никогда не видел генерала таким красноречивым и возбужденным. Он стоял – прямой, сухонький, с искорками паранойи в глазах, похожий на какого-то древнего пророка. Видимо, он действительно чувствовал себя и председателем на страшном суде, и созидателем нового порядка в мире.
– Все институты свободного общества, – продолжал Боулз, – возродятся на новой основе. Навсегда
