не разрешали себе ни словом, ни жестом, ни гримасой выразить протест.
Спрос на мимидизы стал падать так же стремительно, как он поднимался в первые дни бума.
Психологи быстро разобрались в причинах неудачи и выдали рекомендации, основанные на глубоком знании человеческой натуры. Прежде всего была изменена структура кожного покрова мимидизов. Он приобрел свойство менять окраску в зависимости от полученной травмы. Коренным образом был переделан голосовой аппарат. Оснащенный обратной связью с каждой частицей тела, он синхронно отвечал на удар звуками широкого диапазона – от тихого стона до душераздирающего вопля.
Помимо этих усовершенствований новые мимидизы были оборудованы механизмом пассивного сопротивления. Они могли прикрывать лицо и все другое от ударов, отмахиваться, убегать. А по специальному заказу их сопротивляемость приобретала и активный характер – они умели отбиваться, чем поощряли владельцев к более длительному избиению. Правда, при этом пришлось свести к минимуму интеллектуальный потенциал мими. Кроме избиения, он ни на что больше не годился. Но от них ничего другого и не требовалось.
Эффект модернизации превзошел все расчеты. Из окон квартир первой категории днем и ночью неслись душераздирающие крики о помощи. Но теперь это не беспокоило даже полицию. Отличить вопли мимидиза от стенаний живых людей не было никакой возможности.
Комиссия специалистов по психике малолетних разработала проект мимидизов для детского возраста – куколок, заек, собачек. По мнению некоторых педологов, такие игрушки помогли бы воспитать поколение мужественных «защитников демократии», которым будут неведомы пороки сентиментальности, благодушия, сострадания.
Родители бросились в магазины, и новые цехи заработали на полную мощность.
Многие ученые выступили с протестами против новой продукции «Мэшин-мен компани». Они доказывали, что мимидизы одинаково вредны и для взрослых и для детей, что они приведут ко многим бедам. Но другие, не менее авторитетные психоаналитики, располагая неограниченным телевизионным временем, высмеивали своих коллег и так же, даже еще более убедительно, доказывали благотворность «мимидизного феномена».
Хотя кампания либеральных критиканов провалилась, ученый совет корпорации почерпнул из нее кое-что полезное для бизнеса. Торн предложил выпускать параллельно с мимидизами новую модификацию бытового мими под названием «мими-друг». Рекламная строка гласила: «Если хотите иметь верного и вечного компаньона, купите мими-друга».
От всех прочих мими-друг отличался набором удивительных свойств. Он был немногословен, но умел слушать сколько угодно. Слушал внимательно, вглядываясь в глаза говорящего, понимающе кивал головой, подавал время от времени сочувственные реплики и терпеливо пережидал любые паузы. Перед ним можно было исповедаться в грехах, излить душу, не стыдясь слез. Он никогда не притворялся и никуда не спешил. Можно было припасть к его (или ее) груди, и ласковые, поглаживающие движения чутких рук успокаивали, возвращали уверенность человеку и внушали ему: «Ты не одинок… Я всегда с тобой… Вдвоем нам ничего не страшно…»
Грудь мими-др всегда была теплой и могла взволнованно дышать. Его глаза вовремя затягивала влажная пелена сочувствия. С ним можно было распить бутылку вина, позабавиться любой игрой. Он становился «вторым я» на сколь угодно длительное время. В тех же случаях, когда владельцу мими-др подваливала удача, а вместе с ней появлялись временные живые друзья, от недавнего наперсника можно было легко избавиться, сдав его на базу проката до следующего приступа тоски и меланхолии.
У мими-др интеллектуальный механизм был так же ограничен, как и у мимидиза, поэтому советоваться с ним не рекомендовалось. Гарантировалась только уверенность, что рядом – близкое существо, которое не обманет, не предаст, не оставит в одиночестве.
Беспристрастная статистика вскоре подтвердила, что количество самоубийц среди владельцев мими- др значительно ниже, чем в контрольных группах граждан соответствующего возраста, пола, образовательного и имущественного ценза.
Способность давать советы, оценивать предложенную ситуацию и подсказывать оптимальный выход была изъята у мими-др преднамеренно. Потому что чаще всего страждущий в одиночестве человек находился в таком тупике, из которого никакого выхода не было. Легкая блуждающая улыбка слабоумного, запрограммированное выражение сострадания на лице и пусть бессмысленный, но умиротворяющий лепет были куда более надежными средствами успокоения. Не случайно второй рекламный шедевр, посвященный мими-др, гласил: «Преданный дурак лучше коварного мудреца!»
Некоторые владельцы мими-др настолько привязывались к ним, что выражали желание жениться (или выйти замуж), дабы завещать им свое имущество. Для этого они уезжали подальше от знакомых глаз, где никто не мог уличить их в неправомерном акте. Бывало, что мими-др и их хозяева настолько становились похожими друг на друга, что никто не мог разобраться, кто из них более живой.
25
За долгие годы Гудимен привык к искусственным ногам и даже забыл, как он себя чувствовал, когда ступни и пальцы были живыми и теплыми. Но с той минуты, когда он услышал о новых руках Силвера, ожили заглохшие воспоминания и пробудилось неистовое желание во что бы то ни стало избавиться от компьютерных протезов.
Вице-президент по науке Ник Бармингем получил задание разыскать кудесников, мастерящих новые конечности, или любым другим способом открыть тайну материала, из которого были сделаны пальцы пианиста.
– Если тот чудик смог сделать руки, то уж, наверно, справится с этим, – говорил Гудимен, постукивая по пластмассовым голеням. – Ты как думаешь?
– Справится, – уверенно подтвердил Ник. – Только бы найти…
– Ищи – найдешь!
Задание оказалось чертовски трудным. Всяких лабораторий, больших и малых, государственных и частных, принадлежащих крупным корпорациям и никому не известным лицам, размещенных под водой и над землей, оказалось так много, что агенты Бармингема впервые за много лет признали свое бессилие. Это не значило, что они были недостаточно деятельными. По подсказке ученых советников синдиката ребята Бармингема произвели налеты на десяток вроде бы подходящих лабораторий, причем не обошлось без стычек с полицией и стрельбы, но результаты оказались плачевными – потеряли несколько хороших парней и ничего не добыли.
Биохимики и медики высказали мысль, что личное знакомство с Силвером могло бы навести их на правильный путь. Силвер был доставлен в «Хе-хе», но в живом виде ничего ценного дать не мог. Пришлось отделить его руки, а от остального избавиться обычным путем. Но ученые тугодумы затеяли такую возню с анализами и расчетами, что конца ей не было видно.
Вместе с женой и детьми Гудимен отдыхал на своем острове, служившем ему земной резиденцией, но мысль о ногах не оставляла его. Каждый шаг напоминал о несбывшейся мечте. Все раздражало: и жена, и дети, и пальмы.
В одну из таких тяжелых минут перстень связи, обрамленный драгоценными камнями и красовавшийся на безымянном пальце левой руки Гудимена, подал сигнал включения. Кроме вице-президентов, никто этого канала не знал, и даже они могли пользоваться им только в исключительных случаях.
Гудимен нажал рубиновую кнопку, чтобы стало зримым лицо говорящего, но никого не увидел. Звучал только голос, лишенный искажателем тембра всяких оттенков.
– Я хочу развлечь тебя музыкой, Нил, – сказал неизвестный.
Гудимен сразу же догадался, с кем имеет дело. Это мог быть только клиент, уже обращавшийся к Тэди Берчу. Но как он узнал эту линию связи? Никто из вице-президентов не мог ее продать ни за какие деньги. Слишком хорошо они знали, чем это могло для них кончиться. Значит… Значит, узнали люди из того учреждения, которое по обязанности должно знать все. Гудимен даже забыл о своих ногах и собрал волю в кулак.
