впервые погасшие за последние пять лет. В длинные часы свободного времени он привык обращаться к центру за помощью – требовал тексты давно забытых бумажных книг, хранившихся в неведомых тайниках, нужные кассеты, законсервированные изображения разных событий.
Фирма прилагала все усилия, чтобы ее сотрудники использовали свободное от работы время по прямому назначению – увлекались играми и зрелищами, приковывались к стенам телекомнат. Но Зюдер предпочитал читать и думать. И еще задолго до увольнения у него стали складываться мысли, не имевшие даже отдаленного отношения к оптохимии.
Сейчас ему особенно не хватало услуг Информцентра, но они кончились вместе со всеми другими услугами.
Неожиданно раздался мелодичный женский голос: «Покидая сегодня квартиру, не забудьте взять с собой все личное. К сожалению, очередной взнос. будет вам не по средствам. Ближайшие мини-приюты находятся…» И дикторша отбарабанила несколько адресов фирменных ночлежек, где за доступную плату можно было снять этакий персональный гробик, площадью в четыре квадратных метра, с окном в нарисованное небо и кроватью, автоматически превращавшейся в стол, стул и даже в шкаф.
2
После провала заговора и гибели Гудимена Милз настоял, чтобы голограммы Кокера, Боулза и Торна были взяты под непрерывный контроль. Даже сны их фиксировались и в случае необходимости могли предстать для обозрения. Одна из ДМ, входивших в систему Минервы, только тем и занималась – круглосуточно следила за процессами мышления и душевных переживаний трех ее подопечных: самого богатого человека в мире, отставного генерала и знаменитого ученого. Она не только запечатлевала ежесекундно менявшуюся картину их психической деятельности, но и расшифровывала характер происходивших изменений, выуживала из глубин голографических изображений импульсы самых затаенных нейронов.
Каждая голограмма была помечена точной датой, часом, минутой. Это помогало наблюдать формирование желаний и намерений в их динамике – их созревание или распад. Можно было проследить весь путь еще непонятной, но уже зародившейся мысли – от ее аморфной стадии к стойкой конструкции принятого решения, готового воплотиться в акт поведения, в дело.
Лайт не сразу согласился на такое наблюдение. Он считал, что по своей целенаправленности оно далеко от науки.
– Раньше они были интересны как источники новой, нужной нам информации, – говорил он Милзу. – А теперь ты хочешь следить за ними как частный детектив.
– Чтобы схватить за руку таких преступников, не грех стать и детективом.
– Уж не собираешься ли ты исправлять мозги Кокера и Боулза?
– О! Если бы это было возможно! С каким наслаждением выжег бы я у них всю дрянь, которая там накопилась.
– И чего бы ты добился? Они кончили бы так же, как и Гудимен. Их бы сожрали другие, еще более свирепые.
– Мы получили бы новую отсрочку. А это немаловажно, – время работает против них.
– А тебя не смущает, что каждый из них – человеческая личность, неповторимая индивидуальность со своим внутренним миром?
– Почему-то это не смутило тебя, когда ты препарировал мозг Гудимена.
– Он был патологической, социально опасной особью.
– А Кокер и Боулз? Разве они не социально опасны? Ты меня извини, Гарри, но все эти разговоры о личности вообще, без учета – какая личность, что она собой представляет, каков ее эмоциональный строй, – иначе, чем болтовней, не назовешь. Нельзя с одинаковым уважением и бережностью относиться к нормальным людям и к морально дефективным убийцам, к извергам, готовым ради своих выгод утопить в крови миллионы.
– Ну какой изверг – Торн?
– Он стал таковым, когда продался Кокеру и Боулзу.
– И ты серьезно думаешь, что от этих трех человек, в чьи души мы будем заглядывать, зависит ход истории?
– Неужели трагедия Гудимена ничему тебя не научила? У этих трех человек не одна тысяча купленных ими, зависящих от них людей, занимающих высокие посты в штабах, в правительственном аппарате. Их финансовому, политическому и военному могуществу мог бы позавидовать любой из древних властелинов старой Земли.
– Но им противостоят миллиарды.
– В этом случае арифметика не помогает. Три безумца, вооруженные современными средствами уничтожения, могут за несколько минут превратить миллиарды людей в миллиарды покойников.
– Разве Торн безумец? И Боулз, и Кокер… Разве им чуждо самосохранение? Разве они не понимают, что современная война не оставит им никаких шансов уцелеть?
– Я употребляю слово «безумец» в смысле, предложенном Минервой. Чтобы понять, как они мыслят, что собираются делать, на что надеются, нам и нужно изучать их голограммы. Нужно и для науки. Мы далеко не исчерпали эти уникальные источники информации. Если я ошибаюсь в их политической оценке, тем лучше – мы просто получим великолепный материал о механике мозга, которого нам так не хватает. И никому никакого ущерба не нанесем. Ведь вся информация останется у Минервы.
Последний аргумент, видимо, убедил Лайта.
Вскоре представился случай одновременно заглянуть в души и Боулза и Торна.
Обычно маленький тощий Боулз ел много, аппетитно, неторопливо, смакуя каждый глоток вина. Кулинарные установки, оборудованные в его городской квартире на 8223-й улице Северного города и на вилле у океанского побережья, предлагали ему выбор блюд соответственно его, хорошо изученным фирмой, вкусам.
На этот раз Боулз, пригласивший на обед доктора Торна, не испытывал привычного удовольствия. Он уже забраковал десяток блюд, едва их отведав, но так и не нашел в обширном меню ничего привлекательного.
– Придется сменить поставщика, – сказал он. – «Нейчу» стал изменять вкус.
– Вы капризничаете, Том, – примирительно заметил Торн. – Все было не так плохо. Скверное настроение всегда делает сахар соленым.
– Если ты насытился, очистим стол, – предложил Боулз.
– Не возражаю.
Боулз нажал ногой серебряную педаль, и все, что оставалось от трапезы, вместе с посудой уплыло в пасть утилизатора. Генерал проследил за телескопической трубой утилизирующей системы, пока она не сравнялась с плоскостью стены. Он привык не доверять никому и ничему – даже простой автоматике. Только нажав на другую педаль, приводившую в движение экраны сплошной защиты от подглядывания и подслушивания, Боулз откинулся в кресле и начал разговор, ради которого и пригласил Торна.
– У нас нет времени, Дэви.
– Его не хватает всем.
– Я не о том времени говорю. У нас его не хватает, чтобы спасти мир. Мы возлагали на тебя гораздо больше надежд… И ты их не оправдал. Пока не оправдал…
Торн молча ждал продолжения.
– Все эти дики и джейн, мимидизы и мими-др – детские игрушки.
– Они принесли корпорации самые высокие дивиденды за последние десять лет.
– И тебе тоже. Но не об этом речь. Я уже тебе не раз говорил: нам нужны мими-солдаты. Расторопные, исполнительные и нерассуждающие солдаты. Много солдат. Правительство будет радо избавиться от живых вооруженных болванов и заменить их нашими мими. Представляешь себе, какая
