— Ты что-то хочешь сказать? — любезно осведомился у него Тимофей.
— Вы что, его вот так просто отпустите? — не веря своим ушам спросил Змей. Я вот тоже своим ушам не верил, но от комментариев воздержался.
— Вот так просто и отпущу, — хмуро подтвердил Захаров. — А ты против?
— Но… — заикнулся Змей.
— Без 'но'. Пусть уходит. Вали, Пуля, или как там тебя называли… И не попадайся мне на глаза. Если я увижу тебя рядом с Катей, лично башку отвинчу. Все, прием закончен. Пошел вон.
Я встал и пошел к выходу. Правда, каждую секунду я ждал, что вот-вот услышу щелчок взведенного курка, но так и не дождался.
Умереть по-царски у меня так и не получилось. Зато свита, провожавшая меня до ворот, была поистине королевской. У ворот стоял Рафик Галикберов, нервно куривший сидя в неудобной позе на низеньком заборчике. Увидев меня, выходящего из дома, он поперхнулся, закашлялся и уронил горящую сигарету себе за пазуху. Через секунду матерно выругавшись, он полез обеими руками под рубашку. Пистолет из его кобуры выпал прямо мне под ноги. Рафик замер. Я остановился и посмотрел на пистолет, а потом перешагнул оружие, решив, что видеть пистолеты и прочие стреляющие штуки больше не хочу.
— Сева, подожди! — послышалось сзади. Я обернулся. Ко мне бежала Катя, тащившая на руках давешнего щенка. Собака вырывалась, нести его было неудобно. Катя добежала до меня.
— Вот. Ты забыл.
— Не забыл. Тебе оставил, — ответил я. Катя покачала головой.
— У него может быть только один хозяин — ты. Он выл весь день и на еду даже не смотрел. Так что забирай.
Я взял щенка на руки. У меня он и правда сразу же успокоился, предварительно облизав мне все лицо. Катя слабо улыбнулась. Я опустил глаза.
— Прости меня, — тихо сказал я. — Как это ни глупо звучит, мне жаль, что так вышло.
— Была ли хоть капля правды в том, что ты мне говорил? — хриплым голосом спросила она. — Или ты просто был на спецзадании?
— Я буду любить тебя всегда, — тихо сказал я. Так тихо, что ей пришлось наклониться ко мне. — У меня больше ничего не осталось. Только ты.
Катя вдруг схватила ладонями мои щеки, притянула к себе и поцеловала в губы. Мне мгновенно стало жарко. Мир вспыхнул яркими красками. Разноцветные всполохи разлетелись по миру яркими лоскутками, а потом втянулись обратно в наш поцелуй. Щенок завозился на руках и тявкнул. Так не вовремя…
Катя оторвалась от меня и отпрыгнула в сторону, точно лань.
— Иди! — крикнула она. — Ну, уходи же! Скорее, пока они не передумали! И не смей оглядываться!
Я повернулся на сто восемьдесят градусов, повинуясь команде, прижав к груди теплый комочек. В глазах что-то нестерпимо жгло, а в груди так же невозможно щемило и сжималось. Я мучительно боролся с желанием развернуться и войти обратно. Но ворота уже захлопнулись за моей спиной, и обратной дороги не было.
Я несколько раз глубоко вдохнул. Раскаленная железная рука, сжимавшая мое сердце слегка ослабила свою хватку. Мне хотелось бежать, но я пошел спокойным шагом, чтобы не дать понять тем, кто смотрел мне вслед, как мне сейчас плохо. Дорога шла на подъем. Я шел вверх, в душе пускала метастазы безжалостная пустота…
ЭПИЛОГ
Я по-прежнему живу в родном городе, в той самой квартире, где когда-то были убиты мои родители и сестра. Правда, для того, чтобы вернуться в нее, мне снова пришлось повоевать, правда уже на законных основаниях. Вселившиеся в квартиру жильцы не хотели оставлять ее, а потом долго требовали возместить нанесенный им ущерб. Обрести свою старую квартиру мне помог Никита Шмелев, вовремя вернувшийся из своего первого заграничного вояжа. После пары ядовитых статей, городской суд, проникнувшись, вернул квартиру мне. Я поначалу думал, что мне будет тяжело жить в этих стенах и думал даже о продаже квартиры, но когда я наконец обрел возможность вернуться сюда, на меня вдруг нахлынуло невероятное спокойствие. Так что я остался.
У сотрудников правоохранительных органов был ряд вопросов ко мне, касающийся моего внезапного воскрешения. Но я лишь ссылался на полученную еще в армию психическую травму, сказавшуюся на моей памяти. Так что никаких внятных объяснений от меня по поводу места моего пребывания в течение всего лета никто так и не получил. Связать же мою скромную персону с таинственными смертями в городе никто так и не смог, да и не пытался, честно говоря, списав все на бандитские разборки.
После разборок с Захаровым, Дрюне пришлось вставлять себе новые зубы, но больше никаких репрессий не последовало. Захаров же очень скоро избавился от всех конкурентов: от Большого, до мелкой поросли, пытавшейся заколоситься на месте Бека. На кладбище появилось много свежих могилок. Теперь вся губерния перешла в единоличное правление Захарова, что, кажется, устроило всех. Никита, у которого я жил целых три месяца, как-то за рюмочкой водки рассказал мне, что Большого завалили в том самом карьере, где я грохнул Толика Бешенного. Убийцу, конечно же, не нашли.
Рафика Галикберова нашли перед самым Новым годом с пулей в голове и бутылкой шампанского в руке рядом с его же машиной. И если бы кто-нибудь поинтересовался у меня, кто мог желать Рафику смерти, я бы понарассказывал массу интересного. Если бы, конечно, захотел. Но меня никто не спросил.
Иногда я вижусь с Катей. Она полюбила гулять в парке. Я тоже часто бываю там, выгуливая своего щеночка, вымахавшего в клыкастого зверя, ростом с добрую лошадь. Мы иногда пытаемся о чем-то говорить, но быстро замолкаем, чувствуя, как фальшиво звучат наши приветствия, фразы и разговоры. Мне горько сознавать, что я не могу ничего вернуть назад. Видимо разбитая вдребезги любовь и есть плата за сохраненную мне жизнь.
Я по-прежнему работаю на веб-компанию Петренко и делаю Интернет-сайты, причем не самые плохие. Конечно, больших денег мне это не приносит. Но я не отказываюсь ни от какой работы. Даже от той, что иногда предлагает мне Тимофей Захаров. Неприятие оружия у меня благополучно прошло. Так что я не возражаю, когда мне предлагают немного пострелять.
В конце концов, я ведь умею это делать!..
