вопросами.
— А я могу.
— Что можешь?
— Терпеть могу. Тебя. Хотя это нелегко. Ты иногда бываешь такой... — Антошка не нашла слова и не закончила фразу.
После объяснения с Катей Анатолий часто вспоминал ее грубые, несправедливые обвинения. Они по- прежнему возмущали его и укрепляли в принятом решении. Он удивлялся женской фантазии, способной так извратить невинную привязанность девчонки, оставшейся без отца, к старому другу семьи. Но в то же время Катя заставила его переворошить в памяти Антошкины слова и поступки за последние месяцы. Шевельнулось было подозрение, что все не так просто, как ему казалось. Но он легко отмел его.
Вполне естественно, что Антошка относится к нему с нежностью, и улыбается ему ласково, и ведет себя с ним как с близким человеком. Ведь она выросла на его глазах. Он был ее старшим братом, которого она обнимала при встрече, кому доверяла свои тайны, с кем делилась радостью. Как же ей вести себя иначе? Может быть, она сама запуталась и не может разобраться в своих чувствах? Так это же так просто распутать... Глупости, ей такое и в голову прийти не могло.
— Как твой Гена? — спросила она.
— Завтра суд.
— Посадят?
— Не думаю.
— Ты доволен?
— Да.
— Ты куда идешь?
Анатолию не хотелось говорить ей, что он живет в общежитии. Хотя Ольга Васильевна уже в курсе событий и Антошка, наверно, тоже знает.
— Мне еще нужно зайти в одно место.
— А потом?
— Что потом?
— Куда пойдешь?
— Ты какие-то странные вопросы задаешь. Потом, потом... Потом пойду к себе спать.
Антошка посмотрела на него сбоку, даже вытянула вперед голову, чтобы увидеть все его лицо, и замолчала. Рука ее вздрогнула.
— Когда уезжаешь в экспедицию? — спросил Анатолий.
Антошка не ответила. Анатолий остановился, повернул ее лицом к себе, поднял обеими руками ее опущенную голову.
— Ты чего?
Антошка послушно держала закинутую голову в его ладонях. Глаза смотрели страдальчески. Сжатые губы дрожали.
— Что с тобой, Антоша?
— Ничего, — сказала она, освободившись, и снова взяла его под руку.
— Ты мне загадок не задавай, и без того тошно, — сердито сказал Анатолий.
— Пойдем к нам, Толя, — чуть слышно сказала Антошка.
— Поздно, Антоша, завтра постараюсь выбраться пораньше.
— Совсем пойдем.
— Как это совсем?
— Там тебе плохо. Будешь у нас жить.
«Вот оно что, — обрадовался Анатолий, — это она из жалости считает меня бездомным и прибежала на помощь. Ольга Васильевна прислала или сама додумалась?»
— Спасибо, милая, зачем я вас буду стеснять? У меня в общежитии вполне терпимые условия.
— Ты нас совсем не стеснишь. Мы будем так рады. И мама...
— Ни к чему это, совсем ни к чему. Спасибо тебе и маме за приглашение, но поверь, что мне так удобнее. И от работы близко. И это ненадолго.
— А потом?
— Опять «потом». Потом мы переедем с Катей в свою комнату.
Антошка всхлипнула, быстро-быстро достала из сумки платочек.
— Ты плачешь или сморкаешься?
Антошка долго вытирала нос, глотала слезы, чтобы не мешали говорить.
— Она тебя не любит.
— А ты откуда знаешь?
— Знаю. Она плохая, она тебя не любит.
— Ну, Антошка, это ты уж вовсе глупости говоришь. Мы с ней любим друг друга, и все у нас наладится.
Он уже догадывался, что слезы не от сочувствия к его бездомности, но еще надеялся, что ошибается. Опять остановился, хотел посмотреть ей в глаза. Но она не далась, отвернулась, потянула вперед. Свободной рукой Анатолий погладил ее пальцы.
— Скажи... Это ты хочешь, чтобы я жил у вас, или мама?
— И мама.
— Но прежде всего — ты?
— Я.
— Интересно, — сказал он, не зная, как подступиться к решающему вопросу. — И как ты себе это мыслишь?
— Ничего я не хочу мыслить. Я думала... ты меня любишь.
— Конечно же люблю. И тебя люблю, и маму.
— А я тебя люблю не так, как маму.
Больше спрашивать было не о чем. В одном Катя оказалась права. Антошка в него влюблена, страдает по его вине. Его охватило чувство растерянности, и жалость к этой девушке, и страх за нее.
— Антоша... Ты заблуждаешься. Ты одно чувство приняла за другое. Ты мне тоже дорога, как самый близкий человек, но... понимаешь, это другое. Ты слышишь меня?
Антошка шла как слепая, цепко держась за его руку.
— Все это тебе кажется. Ты еще полюбишь по-настоящему — молодого, веселого. Какой я для тебя муж? Смех один.
— Перестань, — прошептала она.
— Я серьезно. Все это у тебя пройдет. Помнишь стихи: «...Как с белых яблонь дым»? Вот так и пройдет. Выбрось все эти пустяки из головы.
Анатолий сам с отвращением прислушивался к своим словам. Он смотрел на ее спутавшиеся волосы, на тонкие перекладинки ключиц, и чувство жалости к ней все росло. Если бы он знал!.. А что изменилось бы?
Они сидели на пустом бульваре. Случайные прохожие как будто догадывались, что им нельзя мешать, и скорым шагом обходили их скамью. Анатолий продолжал говорить, сам себе не веря.
— Ты уедешь в экспедицию и вернешься другой. И все будет хорошо, вот увидишь.
Антошка слушала, сжав на коленках руки, глядя куда-то мимо него, не отвечая ни слова.
— Давай забудем этот разговор. Будь мне сестрой, как прежде. Ладно?
Антошка вскочила и уже на бегу крикнула:
— Не хочу!
Она бежала, как будто боялась, что он станет догонять ее своими пустыми словами. Анатолий следил за ней, пока она не скрылась в толпе.
