хотим быть уверенными, что проекты будут полностью обеспечены деньгами, то есть наши русские коллеги дадут на них недостающие деньги.
– Но ваши, как вы выразились, русские коллеги говорят то же самое, с той лишь разницей, что они ждут первых шагов от вас. Просто замкнутый круг получается! Как же его разорвать?!
– Не знаю. Я всего лишь банкир, а производственным гением служите вы. Вот и ищите решения! – рассмеялся собственной шутке Блейд.
На этом встреча закончилась.
«Все, здесь больше делать нечего, срочно лечу домой», – подумал расстроенный Сапожников.
В аэропорту Внуково-3 самолет приземлился в семь вечера. Еще из Лондона Сапожников позвонил Беленькому и договорился с ним, что сразу по прилете поедет в Службу. Поэтому не прошло и сорока минут с момента посадки, а Михаил Петрович в сопровождении все того же бравого офицера входил в приемную Беленького. Видимо, у того шло важное совещание, и секретарша наотрез отказалась соединяться с шефом и проинформировать его об ожидающем посетителе.
– Он знает, – недовольно буркнула женщина и погрузилась в свои бумаги.
Те полчаса, которые Сапожников сидел на мягком диване, он решил не терять даром и готовился к предстоящей встрече, подбирая правильные слова, чтобы попытаться оставить для себя хоть малейший шанс отказаться от сотрудничества со спецслужбой.
До последней минуты Михаил Петрович пытался сложить в голове комбинацию, при которой сумеет и сына вытащить, и на крючок не подсесть.
Из кабинета вышли несколько мужчин. На их раскрасневшихся лицах застыло легко читаемое выражение полученной ими в начальственном кабинете взбучки. Сапожников даже поежился, представив себе, что через какое-то время и он будет выходить в приемную вот таким же потрепанным.
Беленький сидел за рабочим столом. Увидев Сапожникова, он закончил писать, не торопясь завинтил колпачок на дорогой серебряной ручке, взял папку-скоросшиватель и направился к Михаилу Петровичу. Папку Беленький сунул под мышку правой руки таким образом, чтобы было невозможно увидеть имеющуюся на ней надпись. Пожав протянутую руку, хозяин кабинета указал на стоявший вдоль стены стол для встреч. Дождался, когда Сапожников усядется, а сам сел напротив. На этот раз папку он положил на стол тыльной стороной вверх. Беленький так демонстративно скрывал название папки, что у Михаила Петровича не осталось ни малейшего сомнения в ее содержимом – наверняка касавшимся Ильи.
– Как съездили в Лондон? – начал издалека Беленький.
Его странная манера начинать разговор с маской доброго дядюшки и приятной легкой ухмылкой раздражала Сапожникова. Как и в телефонной беседе, он решил без вступлений и предисловий начать разговор на тему, из-за которой сейчас находился здесь, в этом кабинете.
– Вам удалось узнать о судьбе моего сына?
– Странновато вы, Михаил Петрович, начинаете разговор. Ни тебе о погоде, ни тебе о природе! Ну, как хотите!
На лице образовалась следующая маска – строгого воспитателя, привыкшего безжалостно наказывать нашкодивших подопечных. Сапожников отметил, что обе маски были очень гармоничны на лице их владельца и, если бы тот не пошел в крупные государственные чиновники, вполне мог бы стать неплохим актером. Тем временем Беленький перевернул папку и, продемонстрировав на обложке надпись, сделанную черным жирным фломастером «Сапожников И. М.», по-прежнему не спеша открыл ее.
Несколько секунд ушло на чтение первой страницы, после чего Илья Иосифович произнес:
– Да, изрядно набедокурил ваш сынок. Здесь и хранение наркотиков, и их распространение, и участие в преступной группе, и даже, как это ни удивительно, – мошенничество.
– Скажите, а работа на китайскую разведку в вашей папке не упоминается? – со злостью в голосе спросил Сапожников.
На лице Беленького опять появилась легкая улыбка:
– Мне нравится, что чувство юмора не покидает вас в столь критическую минуту для очень близкого вам человека. Но вы зря шутите. Букет столь красочный, что даже с учетом несовершеннолетия Ильи ему никак не меньше шести лет светит. И главное, все участники банды показывают на него как на одного из руководителей.
– Чушь! – выдавил из себя Сапожников. – Этого не может быть!
– И я о том же! Я разобрался! Не может мальчик из хорошей семьи совершить такие дерзкие преступления. Значит, его оговаривают, а наша прямая обязанность защитить юношу от произвола!
Последние слова настолько удивили Сапожникова, что от услышанного у него открылся рот и на мгновение он потерял дар речи. Беленький рассмеялся:
– Это на вас я репетировал те слова, которые буду произносить людям, способным повлиять на освобождение вашего сына. И поверьте мне, в ответ я услышу: «А с нами ли его отец?»
Беленький сделал паузу, давая возможность Сапожникову самому ответить на вопрос, но Михаил Петрович молчал. Тогда генерал, вновь надев на себя строгую маску, на этот раз самую страшную из существующих в его арсенале, резко спросил:
– Так с нами вы?
– Да-а, – неуверенно произнес Сапожников.
– Как-то вяло вы это сказали. Не чувствую твердости в вашем голосе. Вас же просят помочь в важном государственном деле, а не участвовать в террористическом акте или еще бог знает в чем.
– Да! – все еще дрожащим голосом, но уже с большей уверенностью повторил Михаил Петрович. – Что я должен буду делать? И когда освободят Илью?
– Думаю, что сегодня. В крайнем случае завтра. Сейчас попробую решить этот вопрос.
Беленький поднялся, подошел к рабочему столу, приготовился снять трубку большого телефона цвета слоновой кожи, выделявшегося среди стоявших вокруг нескольких аппаратов «кремлевской» связи. Посмотрел на Сапожникова, размышляя, допускается ли вести разговор с всесильным абонентом на другом конце провода в присутствии постореннего или нет. Прокрутил в голове ситуацию, рукой показал Михаилу Петровичу, что тот может оставаться на месте, и поднял трубку.
«Кто это может быть? – подумал Сапожников. – Да, ну и попал же я в передрягу!»
В это время Беленький, почти не отступая от текста, изложил версию, только что отрепетированную с Михаилом Петровичем, и добавил в конце, что «папа этого замечательного мальчика – тоже очень хороший человек, к тому же сотрудничающий с нами».
На том конце провода что-то объясняли в течение двух минут, после чего Беленький попрощался.
– Вопрос решен. Илью сейчас отвезут домой, а мы можем немного поработать, не правда ли, Михаил Петрович?
Беленький не скрывал радости от достигнутого эффекта только что проведенной операции. Без сомнения, он был азартным игроком, и как любому игроку ему нравилось выигрывать у сильных противников. Сапожников это прекрасно понимал, так же как он понимал, что теперь практически лишился любого маневра в своих дальнейших действиях. Несколько минут назад ему показали, как почти за мгновение сына освобождают из следственного изолятора, и умный человек должен был понять – обратные действия займут то же мгновение.
Вдруг Беленький вспомнил о важном звонке, сел вполоборота к Сапожникову и очень тихо заговорил по другому «кремлевскому» аппарату.
Когда он закончил, то вопросительно посмотрел на Сапожникова. Михаил Петрович, понимая, что от него ожидают, собрался и как можно более безразличным голосом произнес:
– Давайте поработаем.
– Ну и прекрасно. – Беленький поднял трубку и резко бросил: – Может зайти.
«Странная форма вызова сотрудника», – подумал Сапожников.
Он был искушен в подобных ситуациях, сам порой пользовался похожими приемами. Например, Михаил Петрович хотел произвести эффект на присутствующего в кабинете посетителя. Для этого он заранее вызывал в приемную нужного ему человека, а в определенный момент давал секретарю команду, чтобы ожидавший вошел. Но в отличие от Беленького, вызывая этого человека, Сапожников произносил его имя или фамилию, а не бросал безымянную фразу.
Дверь бесшумно открылась, и в кабинет вошел седовласый мужчина лет пятидесяти. Сапожников
