– А откуда ты знал?
Сын воспроизвел отцу его же фразу, будто он минуту назад прочитал его мысли:
– Отправим в Вену, а там, на досуге, вместе разберемся.
«Надо же, какой способный парень! Неужели и он, как его дядя, всю жизнь проведет среди стеллажей, глотая книжную пыль?»
Иосиф помнил, как родители ставили в пример Бенциона, говорили, что именно он достигнет жизненных высот, совершит поступок, которым прославит себя и всю свою семью. Ничего из этого не получилось. Да, старший брат и его дети ни в чем не нуждались, но и величайших открытий он не совершил. Жил себе спокойненько, имел большой круг друзей и знакомых, а все свободное время проводил среди книг. Большей радости ему не требовалось. Такой жизни для своего любимого сына Иосиф не хотел, но и бросить семейный бизнес он не мог, поэтому принял половинчатое решение: до тех пор, пока бизнес с Россией не стабилизируется, Шимон будет заниматься магазином, а потом он пойдет учиться, чтобы после окончания университета начать работать с отцом.
Все это казалось Иосифу абсолютно реальным, он надеялся, что уже через год сможет продать магазин в Вене и отправить Шимона в университет – наверное, в Берлинский, потому что на сегодняшний день это было лучшее учебное заведение, известное Шварцу. То, что его сын без труда поступит в любой университет Европы, Иосиф не сомневался.
Шимон прервал размышления отца:
– Мы можем идти или ты хотел еще что-нибудь посмотреть здесь?
– Нет, пожалуй, все. Хотя подожди, пойдем посмотрим кабинет.
В кабинете было все убрано. Здесь Бенцион хранил наиболее ценные издания и рукописи примерно пятьдесят – шестьдесят экземпляров, и сейчас они были сложены в три стопки, две из которых – книги, а одна – рукописи. Каждый из этих трудов мог стоить целое состояние и являлся предметом мечтаний коллекционеров и музеев всего мира.
– Папа, давай заберем все это с собой?
– Я не против. Но нам будет тяжело нести. Не забудь, что у нас ведь с собой еще два чемодана.
– Я сам их понесу, – взмолился Шимон.
– Ну, хорошо, я не возражаю.
Отец взял две стопки с книгами, оставив сыну рукописи. Шимон в одно мгновение схватил стопку, поднес ее к груди как самое дорогое, что может быть у человека, и мысленно поблагодарил покойного: «Спасибо дяде Бенциону, что в своем завещании он не забыл про меня».
Потом Шимон отодвинул рукописи не расстояние вытянутых рук, как будто наслаждаясь их видом. Каждый труд был размещен в специальной папке, надписанной на переплете, и только один выделялся своими нестандартными размерами, не позволившими положить его в папку. Это была тетрадь в темно- коричневом переплете.
Иосиф со связками книг в руках обошел помещения магазина, метр за метром, как будто прощаясь с местом, которое он помнил и любил почти всю свою жизнь.
– Теперь уже окончательно – все! Пошли, Шимон.
– Пойдем, папа!
Счастливый Шимон Шварц почти бежал. Ему не терпелось как можно скорее добраться домой и начать изучение доставшихся от дяди книг и рукописей.
Глава 20
Автобус подрулил к главному входу гостиницы «Хилтон» минут через десять. Ресторан, расположенный на первом этаже, был практически пуст. Сапожников вошел первым, Авдеев держался чуть позади. А когда Михаил Петрович остановился в центре зала, разыскивая глазами Липсица, Авдеев остановился у широких стеклянных дверей. За несколькими столиками сидели посетители, пьющие кофе с десертом и мерно потягивающие дижестивы.
Сапожникову показалось странным, что в зале находились только мужчины, хотя, может быть, ничего в этом удивительного и не было, ведь основной контингент ресторана – постояльцы гостиницы, оказавшиеся здесь по делам. Женщины, без особой на то нужды, предпочтут более фешенебельные места, чем гостиница, находящаяся практически на летном поле. Мужчинам же по большей части безразлично, где ночевать. Приехал, провел ночь и опять на самолет или на работу где-нибудь рядом с аэропортом.
Мотя расположился в углу ресторана. Сапожников, резко вошедший в зал, привлек внимание всех посетителей. Липсиц поднял голову и устало махнул рукой, призывая Сапожникова проследовать к своему столу. Михаил Петрович миновал столик с двумя мужчинами, одетыми на американский деловой манер: в темных костюмах, белых рубашках и ярких красных галстуках. Они внимательно изучили с ног до головы Сапожникова, как будто в их глаза были встроены аппараты контроля допуска. При этом Мотя продолжал все так же вяло махать рукой. Понимая, что этот жест вряд ли относится к нему, Михаил Петрович оглянулся и увидел резко исчезающую в дверном проеме физиономию Авдеева.
– Пригласи своего напарника. Что же человек будет маяться за дверью? – сказал Липсиц.
Сапожников на этот раз не стал спорить и пререкаться, повернулся и пошел к двери.
– Антон, пойдем! Мотя тебя видел и приглашает к себе за стол.
Авдеев нехотя вышел из-за дверей и направился следом за Сапожниковым, бросив на ходу:
– Лишнее про меня не говори!
– Я вообще могу молчать, – повернув голову, с ухмылкой сказал Михаил Петрович.
Липсиц с интересом посмотрел на Сапожникова, перевел взгляд на Авдеева. Тот спросил первым:
– Узнаешь?
– Конечно! Антон.
– Надо же, столько лет прошло, а ты с такой легкостью признал бывшего одноклассника, – с восхищением произнес Авдеев.
– Ты же знаешь, у меня хорошая память.
– Ну да. – Авдеев сделал вид, что он вспоминает.
– И кроме того, с детства сильно развитое аналитическое мышление, – продолжил в своей типичной мягкой манере Липсиц.
– А это здесь при чем? – искренне удивился Авдеев.
– При том, что кто-то должен был подтолкнуть Мишу на все эти безобразия. Я правильно называю его поступки или за последние годы в русском языке появились новые слова, характеризующие его действия? – Мотя обвел одноклассников взглядом, в его глазах засверкали веселые искорки, и он продолжил: – Кто-то должен был построить цепочку, позволяющую добраться до меня, зная о том, что посторонних я к себе не подпускаю, а бывшему однокласснику в общении, конечно, отказать не смогу. Кто бы это мог быть? Грамотный разведчик? Безусловно! Но мне вспомнился тот наш разговор в беседке много лет назад, и я подумал, что самым удачным соискателем на роль Мишиного толкача подходишь ты, Антон. Правильно? – Авдеев в свойственной ему манере сделал вид, что сказанное его не касается, а Липсиц пристально посмотрел на Сапожникова. – Я оказался прав! Одно осталось для меня непонятным: как могли тебя, Миша, абсолютно далекого от шпионов человека, заставить участвовать в этом действе? – И опять вопрос остался без ответа, и вновь Липсиц высказал свое мнение, отвечая на им же поставленный вопрос: – Наверное, они зацепили тебя на каком-нибудь криминале или псевдокриминале, а может быть, не тебя, а кого-то из близких. Ну, ты хоть мне ответь!
Сапожников кивнул, сохраняя при этом молчание.
– Что и требовалось доказать, – радостно произнес Липсиц. – Теперь, когда мы выяснили, почему Миша захотел влезть в мой компьютер, можно перейти к делу. Ты хотел рассказать что-то интересное, не так ли, Миша?
– Уже нет! Ты и так все знаешь, теперь это потеряло всякий смысл.
В зале становилось все меньше посетителей. Рассчитались и ушли трое мужчин, сидевших неподалеку. Остался только столик с тремя бывшими одноклассниками, и те двое, что «просветили» Сапожникова при входе. Сейчас Михаил Петрович уже не сомневался, что эти ребята – коллеги Авдеева, только воюют по другую сторону баррикад. Официант несколько раз пробовал подойти к Липсицу и поинтересоваться заказом, но посетители его даже не замечали. Наконец он решился прервать их разговор:
– Вам что-нибудь принести?
