– Насчет возни – твои собственные домыслы. Дело Липсица – верить тебе или нет, но все, что ты будешь ему рассказывать, ерунда.
– А то, что со мной на встречу пришел офицер разведки, тоже ерунда?
– Конечно, ерунда, я приехал в Америку как турист. А с Мотей, – Авдеев впервые за все последнее время назвал Липсица по имени, – я хочу встретиться как с бывшим одноклассником. Пойдем, пойдем, там поговорим.
– Пошли, – спокойно сказал Сапожников.
Два странных человека, примерно одной комплекции и одного возраста, еще минуту назад пытавшиеся разобраться в своих отношениях при помощи кулаков, теперь мирно брели по направлению, указывающему вывесками – «Shuttle bus». Так часто бывает в жизни – два непримиримых противника, имеющие абсолютно разные задачи, на каком-то временном участке объединяются для достижения единой цели, а потом, когда этот союз будет им не нужен, они опять, как правило, становятся врагами.
Зазвонил телефон Сапожникова. Михаил Петрович посмотрел на дисплей, высветились цифры незнакомого американского телефона. О том, что он в Штатах, было известно только Липсицу и коллегам Авдеева, а звонить с американского номера мог только один человек, знавший, что Сапожников в Америке. Поэтому после секундной паузы Михаил Петрович произнес в трубку:
– Да, Мотя!
Но ему никто не ответил.
Глава 19
Иосиф Шварц стоял в центре магазина своего брата, посреди сложенных аккуратными стопками тысяч книг. Несколько дней назад он приехал в Прагу, чтобы выслушать завещание умершего полгода назад брата Бенциона. Как оказалось, в последнем послании усопшего упоминался и Иосиф.
В помещении было жарко, на улице стоял душный городской июль. Шварц открыл дверь и вставил деревянный клин снизу, так иногда делал брат, когда завозили или, наоборот, увозили большое количество книг, а закрывающаяся постоянно дверь мешала процессу. Именно так говорил брат: «Дверь мешает процессу». Он вообще был крайне необычным человеком, талантливым и, можно даже сказать, гениальным. Бегло говорил практически на всех европейских языках, знал прекрасно еврейскую историю, читал в подлинниках религиозные книги и вместе с тем любил общаться с частенько заходившими к нему молодыми чешскими демократами, учеными. Физики и математики на равных обсуждали с Бенционом проблемы современной науки, а он заимствовал от них очень необычный лексикон, порой даже непонятный окружающим.
Мимо прошла группа молодых людей, выкрикивая какие-то воинственные лозунги на чешском языке, который Иосиф не понимал. Юноши кричали настолько громко, что у Шварца возникло желание на всякий случай закрыть дверь, но пока он думал, делать это или нет, крикуны ушли далеко, даже не обратив внимания на магазин: «Может быть, ребята отмечают холостяцкую пирушку – последний вольный день одного из них, а я уже подумал черт знает что».
В июле 1927 года город Прага по-прежнему наслаждалась свалившейся на нее девять лет назад независимостью – в отличие от семьи Шварцев, тяжело переживавшей последствия послевоенного раздела Европы. Если раньше все Шварцы, от мала до велика, жили в одном государстве, называемом Австро- Венгерская империя, то теперь границы пяти стран на двух континентах разделяли братьев и сестер, дедушек и внуков. У Бенциона было пять братьев и сестер, четверо детей – три дочери, сын и их потомство – семеро внуков. Все его прямые родственники: дети и внуки оказалась гражданами Чехословакии, при этом двое младших детей, уехав в Соединенные Штаты, готовились сменить гражданство, младший брат и его дети жили в Австрии, средние братья с семьями оказались гражданами Венгрии, а одна из сестер с мужем и тремя детьми жила в Польше.
Несмотря на то что самым близким членом семьи покойного был его младший брат Иосиф, рассчитывать на серьезное наследство ему не приходилось. Наверняка старший брат позаботился о менее обеспеченных близких родственниках, и в первую очередь о своих дочерях.
Нотариус пригласил на оглашение завещания к девяти часам утра. Пришли дети, старшие внуки и сестра Ханна, жившие в Праге. Из других стран приехал только Иосиф, остальные члены семьи не имели возможности бросить дела, к тому же и непонятно им было, ради чего ехать. Да и Иосиф Шварц оказался на встрече с нотариусом только потому, что именно в эти дни у него были дела в Праге, он приехал вместе с младшим сыном Шимоном и решил совместить приятное с полезным. Вот только произнеся про себя эту фразу, он никак не мог прийти к пониманию, что же здесь приятное, а что полезное. Скорее, в его пребывании здесь была дань традиции некогда большой и очень дружной семьи – в радости и в горе собираться всем вместе. Отсюда и желание увидеть родственников, планировавших съехаться на оглашение завещания.
Кабинет был маловат для такого количества людей. Стульев всем не хватило, поэтому женщины сидели, а мужчины стояли вдоль стен. Завещание было ожидаемым, никаких особых притязаний члены семьи не имели. У Бенциона Шварца осталась большая квартира над букинистическим магазином, в которой он жил сам, дом в центре города, состоящий из четырех сдаваемых внаем квартир, букинистический магазин и деньги на счету в банке.
Нотариус начал читать монотонным сиплым голосом текст завещания. Каждому из детей Шварц оставил по квартире, деньги он делил таким образом, чтобы понемногу досталось детям, внукам и сестрам. Брату Иосифу покойный оставлял все свои книги и рукописи, а также право работать в магазине столько, сколько тот захочет. При этом предполагалось, что книги перейдут в собственность Иосифа, а за аренду магазина он будет платить детям Бенциона. Иосиф, конечно, был весьма тронут решением брата, он не ожидал такого широкого жеста с его стороны, но использовать магазин не мог. Его собственные дела в Вене шли не очень успешно, и разрываться на две страны вряд ли получилось бы. Тем более ему помогал только младший девятнадцатилетний сын Шимон, остальные дети, было их еще трое – две дочери и сын, даже не заходили в магазин, предпочитая видеться с родителями в их квартире. Иосиф предполагал передать свой книжный бизнес именно Шимону, а самому заняться продажей российской пшеницы в Европу, бизнесом, который благодаря новой экономической политике большевиков обещал принести большие дивиденды в ближайшие годы. И главное, в отличие от продажи книг торговля с Россией обещала долгосрочные перспективы. Шварц уже вложил первые деньги в организацию компании и отправку на юг России своих эмиссаров, но сейчас он должен был принять решение – что же делать с неожиданно доставшимися ему книгами?
Сразу после оглашения завещания, как только родственники вышли на улицу, Иосиф, не раздумывая, объявил племянникам, что торговать в магазине не будет. Они отошли на несколько метров, посовещались, потом все направились к Иосифу. Старший из них, Петр, при рождении названный Пинхас – имя, которое не прижилось к мальчику, жившему и учившемуся в чешской среде, сказал:
– Иосиф, мы знаем, что ты вместе с отцом собирал книги, оставшиеся в магазине, поэтому, выполняя его волю, мы хотели бы, чтобы ты забрал их себе, разрешив каждому из нас взять по одной книге.
– Конечно, Петр. Берите столько, сколько вам нужно!
– Нет-нет. Отец хотел отдать книги тебе, так и будет. Мы возьмем себе четыре книги, каждому по одной, остальные сложим в стопки для удобства транспортировки, а ключи передадим Шимону. – Петр кивнул в сторону кузена. – Ты сможешь сейчас пойти с нами?
– Конечно! Юноше не терпелось зарыться в книгах, которые он любил больше всего на свете. Он был готов часами пропадать в магазине, листая старые пожелтевшие страницы старинных фолиантов, читать новые поступления, но еще больше Шимон любил копаться в старинных рукописях.
Иосиф появился в магазине через пару часов после сына и теперь стоял посреди помещения и думал: что же делать с книгами? Попытаться продать их здесь, в Праге? Нехорошо, этим поступком он обидит детей Бенциона. Изучить и систематизировать книги, оставленные братом? Потребуется много времени, а Иосиф с сыном завтра должны были уезжать в Вену.
«Ладно, – подумал Иосиф, – отправим все в Вену, а там, на досуге, вместе с Шимоном разберемся».
– Шимон, надо съездить в транспортную контору и договориться о доставке книг к нам в венский магазин.
– Я уже все организовал.
– Что ты организовал? – удивленно спросил отец.
– Договорился о доставке книг в Вену.
