человека, и не ожидал. Это не обидело.
Офицер так и спросил – «язык», даже не подумав уточнить – немецкий или французский, к примеру. Понятный ход. Ведь немцу и раньше было известно, что пленник плохо владеет иностранным языком. Подобная методика имела своей целью унизить, рассердить и вывести из себя Илюхина. Сержант это прекрасно понимал.
– Ты утверждаешь, что служил в подразделении СС. Как ты мог это делать, не понимая приказаний?
Илюхин посмотрел на переводчика. Такой же чванливый урод, что и допрашивающий офицер.
– Наши командиры хорошо говорили по-русски.
Офицер вновь некрасиво поджал губы, видимо, демонстрируя тем самым собственное отношение к владению русским языком. Второй, выполняющий функции переводчика, оказался более сдержан. Лишь понятливо кивнул и продолжил:
– Какие функции ты выполнял? Как называлось подразделение?
– Я уже говорил все это. – Илюхин попытался уйти от ответа. С самого утра, с момента прибытия в город, его допрашивали дважды. Подробно, тщательно, под запись. Нынешний допрос стал третьим.
– Говори, – невозмутимо возразил переводчик.
– Оперативный отряд «Н»[10]. – Сержант в любом случае не собирался говорить правду. Даже в совершенно другом мире, где никто и никаким образом не мог проверить его слова.
– Там были только русские? В этом вашем отряде? – Видимо, эта тема очень сильно интересовала переводчика.
Прекрасно понимая, какого ответа от него ждут, Илюхин покачал головой:
– Командование – немцы из прибалтийских, белогвардейцы бывшие. Рядовой состав из пленных украинцев, белорусов, русских… Поляков много было.
Переводчик, внимательно выслушав, довел все до офицера. Тот, буравя взглядом Илюхина, бросил несколько слов.
– Чем вы занимались? – Это было понятно и без перевода.
Не стремясь слишком уж приуменьшить знание немецкого, Илюхин дал себе несколько секунд якобы на усвоение вопроса и затем кивнул, будто бы наконец поняв:
– Каратели. Мы убивали евреев, коммунистов. Да вообще… всех.
– Как ты оказался вместе с красными? Разве они не должны были тебя расстрелять? – Это уже переводчик. Сосредоточенный маленький человечек с хитрыми глазками-бусинками.
– Вы теряете время… – Увидев, как нахмурился офицер, Илюхин тут же исправился: – Я уже говорил, но повторюсь: меня перевели в пехотную часть, на фронт. Затем мы отступали, и нам пришлось оборонять деревню. Эти разведчики, о которых я вам рассказывал, взяли нас в плен. А затем мы каким-то образом оказались здесь, в вашем мире! Мы у них на положении пленных. Никто нам не верит, и расстрелять могут в любую минуту. До поры нас спасало лишь то, что никому не понятно было, что происходит вокруг и где мы находимся. Сейчас капитан определился, что собирается делать дальше. Поэтому я и решил сбежать.
Немец, выслушав перевод, вновь снисходительно усмехнулся. Видимо, другого он и не ожидал. Мечущийся, трясущийся за свою шкуру жалкий предатель: разве не такими привык он воспринимать русских? Илюхин четко знал, что ему следует делать и как себя вести.
Закрывшаяся дверь отгородила русского от двух офицеров. Лицо одного из них, только что изображавшее брезгливость, словно по мановению волшебной палочки, сменило выражение. Сделав десяток стремительных шагов по ковровой дорожке, устилавшей пол, немец остановился, позволив догнать себя тому, кто представлялся переводчиком.
– Не верю. Это все слишком авантюрно и глупо для Книппеля. – Маленький человечек в деловом костюме был вынужден смотреть на офицера снизу вверх.
– Этот ублюдок считает, что он чертовски убедителен, Клаус… Мы позволим ему себя убедить. Нам это ничего не будет стоить. Они стараются не дать нам времени, заставить принять самое простое, лежащее на поверхности решение. Подсовывают на блюдечке.
– Мне известить Конрада? – понятливо уточнил человечек.
– Точно! Завтра мы прихлопнем этих выскочек! – Офицер демонстративно и звонко хлопнул в ладоши.
– А… с этим? – Переводчик выразительно кивнул в сторону закрытого кабинета.
– Пусть займутся. Никаких церемоний, Клаус, никто об этой свинье сожалеть не будет. Мне все равно, как он будет выглядеть. Главное – я хочу знать правду.
Переводчик понятливо кивнул. Ничего удивительного в приказе военного коменданта не было. Русский являлся лишь сосудом, содержащим нужные сведения. О сохранности тары, когда нужно ее содержимое, задумываться никто не станет.
Нельсон
– Получить оружие, боец! – Клыков, стоявший над душой, был, несомненно, серьезен. Поддавшись его настроению, я взял из рук дежурного карабин и проверил затвор. Как и что может в нем сломаться, мне даже примерно было неизвестно, но тем не менее процедура была обязательной. Закончив с проверкой, я закинул карабин на плечо и поставил свою подпись в журнале.
– Патроны при себе? – поинтересовался Клыков, и, не будь он настоящим сержантом, клянусь, я бы подумал, что ему просто нравится играться в войнушку.
– Так точно, товарищ сержант! – отбарабанил я. – Четыре обоймы!
– Выдай ему две гранаты, – совершенно неожиданно приказал сержант, и невысокий крепкий Величко, ни секунды не сомневаясь, выставил на столе две длинные «колотушки», правилам обращения с которыми меня учил Клыков буквально накануне.
Молча расписавшись в журнале и передав его абсолютно серьезному Величко, я вопросительно посмотрел на сержанта.
– Бегом за мной, боец! – Клыков вышел из дома. Я последовал за ним.
Бегом, разумеется, было сказано для красного словца. Шли мы быстрым шагом, дабы Клыков мог успеть посвятить меня в свои планы. Слушая сержанта, я все больше удивлялся. И было чему.
– Заступаешь на дежурство, боец. Боевое дежурство, ясно? Сейчас идем на наблюдательный пункт, и я тебе показываю зону наблюдения. Никаких шуток. Сегодня почти целый день защита населенного пункта будет лежать на тебе! Уяснил?
Сделав несколько шагов и поняв, что идет в одиночестве, Клыков остановился и развернулся ко мне.
– Что не так, боец? – Вот и вся реакция на мое вытянувшееся в недоумении лицо.
– Товарищ сержант, вы уверены, что я готов к таким мероприятиям? – выдавил я из себя.
– Какие сомнения, боец? – Клыков вопросительно поднял бровь.
– Ну… как бы… э-э…
– Понятно. Хорошо. Ввиду твоей неготовности, боец, мною принято решение оставить тебе в помощь красноармейцев Коздоева и Величко. Коздоев и Величко будут также вести наблюдение. Лейтенант Диляров будет осуществлять общее руководство.
– Ага, – с облегчением сообразил я. – Вы шутите, товарищ сержант?
Клыков вперил в меня немигающий взгляд. Сурово сдвинул брови. И урезонил меня весьма кардинально:
– Ты видишь, что я улыбаюсь боец?
Не рискуя больше лезть с вопросами, я послушно шел за быстроногим сержантом. На окраине села Клыков привел меня в полуразрушенный заброшенный дом и вылез на чердак. Мне не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ним. Оказавшись наверху, я полностью утратил свои иллюзии. На чердаке с прохудившейся и, естественно, нечиненой крышей действительно был оборудован наблюдательный пункт. Основными его составляющими являлись табурет, бинокль, журнал, небольшой столик и немецкий пулемет рядом с какими-то ящиками.
– Садишься сюда, – сержант указал на табурет, – берешь бинокль и неотрывно наблюдаешь за секторами. Ориентиры написаны вот здесь, – Клыков ткнул пальцем в журнал, – разберешься. Ничего
