сложного. Глазам отдохнуть давай, биноклем не злоупотребляй. Наблюдай по ориентирам, начиная с левого крайнего. Все, что обнаружишь, любые изменения… записывай в журнал. Увидел врага – сразу сообщай.
Наклонившись к столу, сержант вынул из-под него классический советский телефонный аппарат, продемонстрировав мне.
– Все ясно?
– Нет, не все! – категорично не согласился я. – Куда вы все собрались? Долго мне здесь сидеть? А если я есть захочу или в туалет? Почему телефон на полу?
– Вечером отряд возвращается. Пить во фляге всегда должно быть, ты боец, есть, – снова заглянув под стол, сержант выставил на него какую-то небольшую картонную коробку, – вот еда. Естественные нужды справлять по мере надобности, не отлучаясь от наблюдения. Телефон стоит под столом в целях сохранности. Дабы при обстреле или бомбардировке не пострадал.
– А у меня мало воды! – на мой взгляд, резонно возразил я и был тут же прерван резким окриком сержанта:
– Приступить к выполнению боевой задачи – наблюдению!
– Есть! – обескураженно отозвался я и через пару десятков секунд остался на напоминающем решето чердаке в полном одиночестве.
Даже и подумать не мог, что вести наблюдение – это действительно сложная задача. Положим, сначала даже интересно смотреть по сторонам и улавливать что-то. Но буквально через полчаса все это надоедает до такой степени, что готов уже на стенку лезть. Плюс ко всему взошедшее солнце принялось хорошенько припекать, заставляя меня исходить потом. Наблюдение медленно, но верно осточертело мне до такой степени, что хоть сейчас ложись и дрыхни.
Конечно, на это я бы не решился. В конце концов, отряд действительно почти в полном составе ушел из деревни. Это я наблюдал воочию, цинично забив на свой сектор наблюдения и пялясь в абсолютно противоположную сторону.
В общем, к часу дня мое настроение и самочувствие стали подходить к критической отметке. Я весь вспотел, немилосердно чесался и был голоден как волк. Негодяй Клыков подсунул мне так называемый сухой паек – печенья и консервы, которые я, видимо, должен был поедать с помощью штыка, без таких излишеств, как ложка и вилка. К тому же у меня кончилась вода и дьявольски хотелось пить. Короче говоря, где-то с полпервого Клыков, где бы он ни находился, икал, и у него наверняка пламенели уши.
Ничего, кроме морального удовлетворения, представляемые картины мучений сержанта мне не приносили. Пить по-прежнему хотелось, все так же я чесался и рассеянно поглядывал по сторонам. Как вдруг…
Насторожившись, я схватил бинокль и поднес его к глазам. Что-то мелькнуло буквально на краю поля зрения. Знаете, как бывает, когда улавливаешь движение, не замечая при этом ни фигуры, ничего. Просто какой-то инфернальный след.
Едва посмотрев в бинокль, я чуть не выронил его. Вздрогнул всем телом и непроизвольно громко сглотнул скопившуюся во рту слюну.
Цепочка вооруженных людей, обряженных в камуфляж, пыталась передвигаться скрытно, держась редкого липового леса.
Не выпуская из рук бинокль, я присел, нашарив под столом телефонный аппарат, крутанул ручку несколько раз, снял трубку и с волнением произнес:
– Алло!
Несколько секунд спустя, показавшихся мне вечностью, трубка ожила:
– Докладывай!
– Наблюдаю вооруженных людей, человек пятьдесят, не меньше! – с огромным облегчением вывалил я информацию.
– Далеко? – спустя пару мгновений поинтересовался мой собеседник.
– Да метров… ну, триста им до меня. В лесу, который идет к дороге с моей стороны.
– Продолжай наблюдение, – тут же принял решение Коздоев, – я сейчас подойду к тебе. Огня не открывай, дождись меня. И не паникуй. Конец связи.
– Конец, – проговорил я в трубку, почувствовав, что покрылся краской смущения. Вроде бы и голос не дрожал, как же он догадался?
Скопившись в лесочке, вооруженные люди, кто бы они ни были, устроили привал. Или, что вернее всего, предприняли контрнаблюдение, поскольку я неоднократно ловил сверкание солнечных зайчиков с их стороны. Сто процентов – пытались рассмотреть село в бинокли.
Я подобного палева не опасался. Находясь в тени под крышей, я мог наблюдать лес сколько угодно душе, – солнце не попадало на оптику бинокля, соответственно, не было и солнечных бликов.
Первоначальная растерянность прошла. Я даже зарядил карабин, ни на секунду не выпуская из поля зрения приближающийся отряд, и снял оружие с предохранителя. Иными словами, подготовился.
– Свои! – во избежание недоразумения, крикнул мне снизу Коздоев. Затем как-то гимнастически красиво и неслышно забрался на чердак, подобрался ближе и присел рядом со мной. – Давай сюда! – кавказец требовательно забрал у меня бинокль и тут же прильнул к окулярам. – Ага, вижу… – пробормотал он… – Ну, да это не страшно. Это ерунда…
Услышав столь странное суждение, я с недоумением покосился на нежданного напарника. Нет, я давно знаю о самоуверенности представителей кавказских народов, однако не подозревал, что она настолько велика! Это же надо – назвать ерундой вооруженный отряд, целеустремленно двигающийся на нас четверых!
Тем временем Коздоев, не обращая на меня никакого внимания, установил пулемет на сошки и, поколдовав с ним некоторое время, зарядил. Прильнул к прицелу, примериваясь, и переместился ближе к одной из дырок в жестяной крыше.
– Стрелять умеешь? – поинтересовался, не отрываясь от пулемета.
Я кивнул, но сообразив, что будет лучше свои мысли озвучить, произнес:
– Да, вроде бы умею.
– Тогда позицию себе выбери. Подальше от меня. Целься в крайних. Тех, кто бежит или наступает с краю, понял?
– Понял. – Мне оставалось лишь согласиться. Отойдя от распластавшегося на полу Коздоева, я занял место в углу чердака, пристроившись в глубине, подальше от широкого и большого пролома. Заметить меня было мудрено. Клыков, проведший со мной несколько теоретических и практических занятий, крепко- накрепко велел запомнить главное – будь по возможности наиболее скрытен.
– Э-э… а упор? – потупив пару минут, все же спросил я. Стрелять стоя, на мой взгляд, было бы верхом самонадеянности. В то же время я не видел ничего, что мог бы перетащить к занятой позиции и использовать для более меткой стрельбы.
– На колено присядь – посоветовал, не отрываясь от пулемета, Коздоев и добавил: – Внимание. Движение. Стреляешь после меня.
И вот тут меня пробрало… Опустившись на одно колено, я почувствовал, как сильно у меня дрожат руки. Скосил взгляд на Коздоева и с завистью отметил его уверенно-напряженную позу, будто бы заснятую фотографом на какую-нибудь передовицу про классического пулеметчика. Я-то наверняка выглядел сейчас не столь козырно.
Неожиданно Коздоев вздрогнул и тут же затрясся всем телом. В уши ударила резкая, неимоверно быстрая трещотка пулемета. Опомнившись, я оторвал взгляд от красноармейца и посмотрел, что творилось снаружи.
Немцы (ну а кто же еще?) постарались легкой перебежкой добраться до окраины села. Неорганизованной толпой они просто рванули от леса напрямик, к заросшим садам и огородам. Решение, на мой взгляд, спорное. Все же открытая местность, под огнем – рисково. Можно было бы придумать и какие-то другие, более разумные варианты.
Меж тем едва перед противником расцвели густые султанчики попаданий, немцы, будто по команде, мгновенно залегли.
– Цель – пулемет на краю! – крикнул мне Коздоев, выводя из уютной роли стороннего наблюдателя.
