с толерантностью в отношении фашизма и придумали единственно возможный симметричный ответ. Пулю.
Видимо, это и сыграло со мной дурную шутку. Не везде и не всегда применим один и тот же алгоритм действий.
Легкий стук в дверь отвлек меня от размышлений.
– Войдите! – облокотившись спиной на подушку, ответил я.
Дверь аккуратно открылась, и в комнату, легко ступая по половицам, чтобы они не скрипели, вошла Настя. Подошла к столу рядом с моей кроватью, поставила на него букет ромашек и васильков. Посмотрела на меня:
– Так ты быстрее выздоровеешь.
Любопытное утверждение.
Надо сказать, что визиту я был удивлен. Мы, конечно, общались с девчонкой, но было это всего пару раз. Перекинулись несколькими словами, вот и все. Говоря по-честному, бдительные разведчики все время оттирали меня от Насти. Если мы с ней оказывались рядом, то у бойцов или сержантов тут же находилось срочное и обязательно требующее моего присутствия дело.
– Спасибо, – несколько напряженно поблагодарил я за подарок.
Настя, подойдя ближе, уселась на мою кровать, повернулась ко мне и стала пристально рассматривать. Глубокие, насыщенно-зеленые глаза девчонки смотрели серьезно и как-то уж очень по-взрослому.
– Спасибо тебе, что заступился…
– Это нормально, – вышло скованно.
– Больно? – не обращая внимания на мой тон, поинтересовалась девушка.
– Больно, – согласился я, решительно не зная, что можно еще сказать. Вроде бы никогда не терялся в общении с противоположным полом, однако тут я явно давал маху. Впрочем, Настя этого не замечала:
– Ничего. Если навылет, то пройдет скоро. Зарастет. Симаков сказал, а он толк в этом деле понимает!
Столь категоричное суждение заставило меня улыбнуться. Девушка, удивленно посмотрев на меня, решила не обращать на это внимания. Продолжила:
– Сказали, мне не выходить больше на улицу. В доме сидеть. Пока не уладят все. Как думаешь, долго?
Я пожал плечами.
– Расскажи мне, – решительная девушка, скинув обувь, забралась на мою кровать с ногами, – расскажи, как вы живете в будущем?
Я вежливо подвинулся, давая ей место, и задумчиво протянул:
– Ну… а что конкретно тебя интересует?
– Все, – твердо мотнула головой девчонка, отчего ее пшеничные, сплетенные в две косы, волосы, взметнувшись, обвили шею.
– «Все» – это слишком много, – поневоле зараженный ее напором и оптимизмом, улыбнулся я. – Мы полетели в космос. Как тебе такое?
Если честно, я наврал с три короба. Все, что смог вспомнить. Про яблони на Марсе, про коммунизм по всему миру, про то, что люди воевать перестали и стали друг другу братьями. Понемногу осваиваясь в обществе девчонки, буквально смотревшей мне в рот, я вел себя все более и более раскованно.
Нет, ну а что ей надо было рассказать? Про мое реальное современное общество?
Чтобы она потом спросила меня: мол, Нельсон, а на фига я тогда гранату-то подрывала?
Видимо, где-то я прокололся. Где-то среди многоэтажек, личной машины для каждого, открытых границ, путешествий по всему миру я просто дал маху. Девчонка, слушавшая меня очень внимательно, вдруг нахмурилась. Спустила ноги на пол, нашарила свою обувь и бросила мне обвиняюще:
– Врешь ты все.
Столь резкая перемена в разговоре поставила меня в тупик. Захлопнув рот, я озадаченно смотрел на обидчиво обувающуюся девчонку. Настя натянула нечто похожее на балетки, только с крохотным каблуком и застежкой. Повернулась ко мне и выпалила:
– Я все знаю. И все знают, что у вас там, в будущем. Понятно?
У меня было полное ощущение, что сейчас покажет язык. Однако девчонка удержалась, только в уставившихся на меня глазах задрожали слезы. Высунутым языком бы тут не обошлось. Все было гораздо серьезнее.
Обувшись, девушка не сделала попытки встать и уйти. Так и сидела на моей кровати, отвернувшись и скрыв лицо за копной пшеничных волос. Не решаясь ничего сказать, я молчал.
Честно говоря, я запутался. Я не любил быть виноватым, просто не переносил этого. Но в данном случае, даже прекрасно понимая, что моей вины немного, я оправдать себя не мог. Мне вспоминались не пышные празднества очередного «-летия» победы, а истории вроде той, как вооруженный дед ворвался в пенсионный фонд. Я, в отличие от многих в фанатской среде, не исповедовал «правых»[15] взглядов. И, пожалуй, в чем-то был даже хуже откровенных фашистов. Я прожигал жизнь, забирая из нее одни лишь удовольствия. Ко всему остальному же оставался равнодушен.
На пути в Лебеди
Бон
Водила у Ловкача оказался действительно классным. Ни разу не столкнувшись с блоками, мы без всяких приключений вырвались за город. Пару раз к нам бросались какие-то гражданские, но видя, что бронетранспортер не снижает хода, тут же отставали. Так что некоторое время спустя мы уже не спеша портили кукурузное поле, двигаясь параллельно трассе.
Убедившись в том, что Ловкач не настроен на резкие и воинственные действия, я позволил себе обернуться, провожая взглядом город. Выглядел он, надо сказать, не ахти. Пожары, непрекращающаяся стрельба, движуха на окраинах. Блок, находившийся на выезде, до которого нам было еще метров сто, перекрыл дорогу шлагбаумами и колючкой. Из-за расстояния я не мог сказать в точности, но был уверен, что бойцы караулят въезд и выезд, наглухо закрывшись в бетонном строении. Собственно, что им еще оставалось делать? Техники на посту не было, явно она вся ушла в город на подавление беспорядков. Не исключено, что бэтээр, на котором прем мы, как раз с этого блока.
– Кисло им сейчас… – заметив мой взгляд, счел нужным пояснить Ловкач. – Знаю точно, что казарму одна группа взяла. Еще несколько по городу рыщут.
Кисло. Хорошее определение. Я даже усмехнулся ему.
Все верно. Город, как правило, беззащитен. Даже с учетом арийского порядка, а не современного мне российского бардака. В данном случае нападающий находится в заведомо гораздо более выгодном положении. Во времена моей службы подобное случалось неоднократно.
– Кисло… – согласился я. Ловкач снова открыл рот, собираясь продолжить общение, однако я предостерег его от этого:
– По сторонам смотреть. Разговоры запрещены.
Таким вот образом, в полной тишине и спокойствии, по посадкам кукурузы, мы оставили блок далеко позади. Выбрались на трассу, и тут уж водитель дал газу. По хорошему асфальту мы полетели со скоростью, сравнимой с той, что развивал «бардак»[16], на котором некоторое время разъезжал я со своим отделением.
По сторонам мелькали постриженные кусты и посадки деревьев. Деревеньки, к которым вели накатанные с основной дороги съезды, удивляли своими свежими, блистающими чистотой строениями. Зеленые луга с пасущейся скотиной, геометрически точные квадраты полей. Люди, не обращая на нас внимания, продолжали заниматься своим делом: кто-то приглядывал за коровами, кто-то шарился на полях. Пасторальная картина.
Я не исключал, что по шоссе в сторону города может выдвигаться подмога. На этот случай у нас было два варианта. Если мы сталкивались с аналогичной машиной либо с боевой техникой ниже классом, то вступали в короткий бой с целью нанести максимальное огневое поражение и отбить охоту нас преследовать. Танк, САУ и тому подобные прелести, замеченные нами в опасной близости, вынудили бы водилу свернуть с дороги и драпать по пересеченке, стараясь тем не менее не отклониться от основного маршрута.
