Так вот, я не мирюсь с этим. Когда вы бросаете упреки в адрес моего внешнего вида и в адрес моих убеждений, я не сержусь на вас. Когда вы попрекаете меня «подвигом советского народа, победившего фашизм», я ничего не отвечаю вам. Потому что вы сегодня, каждый из вас, по нескольку раз на дню предает сам себя. Вы не берете детей из детских домов, но бросаете их в роддомах. Вы вспоминаете о ветеранах, которыми тыкаете мне в лицо, один раз в год. Вы не бастуете, когда им убирают льготы. Вы платите взятки и поощряете воровство, потому что воруете сами, а взятки для многих из вас вид заработка. Вы нарушаете закон, который не одобряете. Вы смотрите телевидение, над которым смеетесь. Вы лжете, называя это точкой зрения.
Я не буду слушать вас, я не обращу внимания на любые ваши слова, пока на вашем личном, персональном счете не будет значиться хотя бы одного убитого зверя или раздавленного паразита. Вы все знаете, вы в открытую говорите, что зверь и паразит — это зло, это плохо. Меня не интересуют слова. Физически устраните одного зверя, чтобы было не так страшно на улице, убейте паразита, чтобы вам было легче трудиться.
Конституция моей страны гарантирует мне право на жизнь. В соответствии с основным законом я имею право создавать объединения и участвовать в созданных объединениях для защиты своих интересов. Я боец сопротивления нынешнему режиму и создавшемуся положению вещей, которое угрожает моей жизни. Я делаю это на абсолютно законном уровне.
Клетки зверинца в вашем городе давно открыты.
Да, я фашист. Но когда я уничтожаю зверя, я сохраняю жизнь кому-то из вас.
Нельсон
— Ну и… — Человек скривил губы в презрительной ухмылке. — Как вас звать?
— Бон, — коротко ответил мой товарищ.
— Нельсон, — представился я.
Спрашивающий хмыкнул:
— Дурацкие имена — заявил он безапелляционно.
Мне оставалось лишь мысленно пожать плечами.
Я вообще человек терпеливый. И мелочные придирки мужчины в «милитари» сносить могу бесконечно. Впрочем, может, он и не придирался вовсе, а я в силу своего вздорного характера так это воспринял. Видите, я и самокритичности не лишен.
Впрочем, это все отступление. Суть дела состояла том, что мы с Боном стояли на улице, рядом с казармой и, краем глаза наблюдая за торопливыми сборами военных, слушали свой инструктаж. Производил его мужчина средних лет, с большими залысинами, коротко подстриженный, с цепким взглядом серо-голубых глаз. Мне этот мужик не понравился сразу же. Впрочем, оговорюсь, особо вины его в этом нет, мне вообще редко кто нравится.
Хотя нет, настаиваю. Типичный жлоб. Я, может, воспитан как-то неправильно, но вот расшибись, а мне надо, чтобы человек, которого я впервые вижу, представился. Чтобы вел себя вежливо, общался доброжелательно. Понятное дело, что мало кто действует по подобному алгоритму, но все же в хамстве тоже надо знать меру.
— Бон и Нельсон. Гости из будущего, — продолжил демонстрировать свой интеллект мужчина. Скрестил руки на груди, разглядывая нас с полупрезрительным прищуром и переводя взгляд с одного на другого.
Ни я, ни мой товарищ голоса не подавали и даже стояли, кажется, навытяжку. Эта а-ля дисциплинированность наверняка подкупила нашего собеседника. По крайней мере, должна была.
— По мне, так вы больше похожи на парочку психов. Все, что вы нарассказывали, отдает белой горячкой, и ей-богу, чем связываться с вами, лучше бы скинуть вас в овраг.
При этих словах мужчина коротко стрельнул взглядом по нашим лицам, явно ожидая реакции. Мы, естественно, не прокололись, никак не выразили свое удивление и раболепства не проявили. Если и хотел этот говнюк нас удивить, то ему следовало придумать что-то посерьезнее стандартного набора воспитательных речей из голливудских фильмов.
— Но вы чем-то приглянулись беситзеру,[48] и в этом ваше счастье, уроды. Потому что для всех здесь беситзер Шуле является не кем иным, как наместником бога на земле. И решения его не оспариваются.
Ну что ж, правильно. Еще и беситзер. Хорошо, что не гауляйтер сразу. Здравствуй, Третий, или какой там еще, Рейх. Думаю, здесь очень понравится Бону. С этими мыслями я скосил взгляд на нашего неонациста, но никакого восторга на его лице не увидел.
— Как мне передали, вы умеете читать и писать. Это соответствует истине? — Ну наконец-то вопрос по существу. Давно дожидались чего-то ценного и никак не могли дождаться в этом потоке нескончаемого бреда с потугами на претенциозность.
— Да, соответствует. Умеем читать и писать. По-русски и по-немецки, — видя, что Бон не собирается раскрывать рта, я взял инициативу на себя.
Мужчина кивнул, все так же презрительно посмотрев на меня, и продолжил ликбез:
— Вы оба поступаете в мое распоряжение. Ни шага в сторону, делаете только то, что приказываю делать вам я. Вооруженные «хиви»[49] не имеют к вам никакого отношения, как, впрочем, и вы к ним. Вы будете следовать за мной, когда я скажу вам о такой необходимости, будете сверять те записи, которые я вам буду поручать сверять. Обращаться ко мне следует «герр лейтенант». Вы все уяснили?
Ну а чего ж не уяснить-то? Все весьма доходчиво и понятно. Мы какие-то рабы, а он бог и господин, что скажет, то и делаем. Шикарные реалии.
— Так точно, герр лейтенант! Нам все понятно. — Из морального ступора вывел меня четкий ответ Бона.
Ишь ты как… Ну да, ему герра лейтенанта все его убеждения диктуют уважать и целовать во все места. Впрочем, я тоже выпендриваться не стал. Твердо выдержав требовательный взгляд мужчины, ответил ему:
— Да, понятно, герр лейтенант.
Тот, будто выискивая в нас подвох, внимательно посмотрел на обоих. Эдак презрительно, кривя губы и щуря глаза. Ну-ну, конечно, мы же какого-то там третьего сорта, и не люди вовсе. Понятно все.
— Вы должны быть через полчаса у машины с бортовым номером 31. Все личные вещи, необходимые для поездки, иметь при себе. Теперь — свободны.
Вопреки смыслу команды именно герр лейтенант покинул нас. Развернулся и уверенно зашагал в сторону основного комплекса строений. Мы же с Боном остались в одиночестве, посреди небольшой, скругленной площади, совсем неподалеку от уже выгнанных из гаражей машин. Рядом с ними суетились облаченные в такую же, как и у нас, цвета «олива» форму, бойцы, что-то укладывали, переносили бегом длинные, судя по всему, патронные ящики и всякую подобную ерунду. В общем, настроение у всех было рабочим, причем не авральным таким, а именно стандартная напряженная спешка. Видимо, подобные путешествия в составе колонны не были ни для кого из них новостью.
От созерцания муравьиного копошения нас с Боном отвлек новый звук. Где-то совсем рядом, прогазовываясь, взревел двигатель. Следом за тем, мощно взрыкивая, из открытых ворот большого автомобильного бокса выполз всамделишный «Sd.Kfz». Да-да, спецавтомобиль, насколько я понимаю, самой распространенной, 251-й серии. Да уж… судя по всему, рейд нам предстоит замечательный и опасный. Все же подобный агрегат шутки исключает совершенно.
— Че за дела? — толкнул меня Бон.
Действительно, я так загляделся на произведение немецкой танковой мысли, что абсолютно отвлекся от внешнего мира. Поэтому с готовностью пояснил моему товарищу:
— Бронетранспортер. Немецкий. С единым пулеметом и десантом.
В общем, вот так. Стояли мы с Боном под ярким, утренним солнцем на посыпанном песком плацу. В
