Бывая на ярмарке, Георгий обязательно покупал несколько книг для себя. А те, которые ему не понравились, да и те, которые мы несли из окрестностей, зная, что он платит за них деньги, он продавал приказчику московского купца, щедро платившему за старые фолианты. Нередко соседи, видя как он возвращается с ярмарки принимались его подначивать, не со зла а больше не понимая.
– Андрей и что за радость тебе с этих книжек, ты вона целыми подводами их то домой везешь, то из дому. Коль топишь печь так углем то сподручней.
– Эх, охальники, ничего вы не понимаете. Да в этих книгах и премудрость великая уложена и о том, что было все написано.
– А на что оно то, что было. Его уж чай не воротишь. А от книг одни лишь мыши бывают, да вот еще сказывали, что один читал, читал да совсем разуму лишился. Ходит теперь, где ни попадя, не признает ни кого.
– Ну, коль мозгов нет, так и не то еще станет.
Начавшаяся с пристрастию к чтению это его занятие сейчас приносило ему существенный доход. Позволило ему выстроить двухэтажный дом, один из самых больших в округе безбедно содержать большую семью.
Революционные волны пронеслись над теми краями, так и не затронув семью Поповых. Георгий Андреевич, подумывавший оставить работу на шахте и посвятить себя книготорговле, про себя порадовался, что еще не бросил работу в забое, когда в один прекрасный момент не нашел приказчика, покупавшего у него книги. Да и не до книг стало в эти лихие годы. Но не оставляя работу в забое он продолжал покупать книги, которые ему несли по старой памяти.
Вот только супруга, так и оставшаяся неграмотной, не в силах была примириться с тем, что муж тратит накопленные деньги на вещи, в которых она ничего не понимала.
Между тем время шло. В Сибирь пришла рабоче-крестьянская власть, вот только шахтеров перемены эти не очень затронули. Они также как и раньше спускались в забой и рубили уголь. Георгия Андреевича знали и уважали. Уже после установления советской власти, зная о его грамотности, новые власти предложили ему стать начальником шахты. Но он отказался, ссылаясь на то, что забойщик он забойщик и есть. Так и проводили его на пенсию по старости из забойщиков. Теперь он целые дни проводил в своей библиотеке. Старался привить любовь к книгам детям.
Приезд этого иностранца в городке не прошел не замеченным. Как-то странно одетый, по-русски он говорил со странным выговором, пересыпая речь словами «имеют», приговаривая «себе собственному». На улице он выспрашивал, где живет книжник Георгий. Ему показали дом, и он старательно поблагодарив, вошел в него. Никто так и не узнал о чем шел их разговор, но через четыре часа он выскочил из дома. А вслед ему Георгий, выйдя на крыльцо, во весь голос напутствовал:
– И скажи ему, что не бывать этому никогда. Сам на то не пойду, пока жив, буду, а помру, так детям накажу.
Иностранец этот, быстро собравшись, в тот же день, исчез из города и больше в нем не появлялся.
А еще через полгода, Георгий Андреевич простыл и слег, по-видимому, года проведенные в забое тоже не прошли бесследно. Врач, пришедший по вызову, посоветовал ему съездить в больницу. Здесь его осмотрели и сразу же определили в палату.
– Все милая моя Маша, не выйду я отсюда, – сказал он пришедшей его проведать жене, – пришли ко мне старшего говорить с ним буду, отцовский наказ дам.
Вскоре Георгия Андреевича не стало. В медицинском заключении было указано, что причиной его смерти стал отек легких. Но беда, как известно не приходит одна. Вскоре после смерти отца, пропал из дому и старший из сыновей. Просто ушел в один из дней и больше не вернулся. Поговаривали, что поехал он в Ташкент, а может в Самарканд. Говорили, и то, что его убили лихие люди.
Тяжело переживая обрушившееся на нее горе, вдова Георгия Андреевича, почему-то решила, что все беды пришли из-за книг бывших в доме, и в ту зиму сожгла их все. В ту зиму весь город был залеплен бумажным пеплом, разлетавшимся черными снежинкам из трубы дома Поповых. А весной она собрала все оставшиеся деньги, кое-что продала, и вместе со всеми детьми уехала на поиски своего старшего сына. Дом, простоявший год после отъезда семьи было решено временно передать детскому саду. А так как наследники не объявлялись, то и решение это не пересматривалось.
– Так что до сегодняшнего дня дом оставался в собственности семьи Поповых. Ну, вот, пожалуй, и все, что я могу вам рассказать, Сергей Николаевич, не знаю, может быть, вы хотели бы еще что-либо узнать?
– Во-первых, и не знаю, как вас благодарить, а все же скажите, возможно, узнать о происхождении моего деда о его действительных корнях.
– Боюсь, это навсегда останется тайной. Даже то, что имел место разговор между околоточным надзирателем и священником, я случайно узнала благодаря тому, что вместе с церковной книгой к нам в архив попал личный дневник отца Никона. Я пробовала найти какие-либо документы околотка, но их во время революции сожгли, да если честно не думаю, что там что-либо было.
– В таком случае мне остается лишь поблагодарить вас еще раз и считать свою миссию полностью выполненной.
– А может, Сергей Николаевич, для вас сделать выписку о праве собственности на дом, все-таки он и по сегодняшним меркам не так уж мал, да и в хорошем состоянии, – спросил Иван Алексеевич.
– Иван Алексеевич, вы говорили, что в нем детский сад? – спросил я и, увидев его утвердительный кивок, продолжил, – так вот пусть и остается детям, а менять мы ни чего не будем, что бы ни у кого не возникло желания его приватизировать и выгнать детей. Свое же и зарабатываю сам.
Когда мы вышли из архива, был уже вечер, и мы с Иваном Алексеевичем совершили прогулку до вокзала, где я купил себе билет на поезд идущий до Москвы, а затем устроили небольшой прощальный ужин в ресторанчике на половине пути между вокзалом и гостиницей.
На прощанье Иван Алексеевич записал мне свой номер телефона и предложил звонить, если у меня возникнут какие-либо проблемы.
– Сергей вас проводить?
