У меня оборвалось сердце.
Я сглотнул, все еще пытаясь найти какие-то доводы, которые остановили бы это безумие.
Придется играть в их игры, раз нет другого выхода…
– Джастрия мне больше не жена, так что она не могла совершить прелюбодеяние.
– Ты с ней развелся? А где бумаги?
– Мы на Крыше Мекате не пользуемся бумагами, Образец веры. Я уже несколько лет не… э-э… не имел сношений с Джастрией. По нашим обычаям это означает, что мы развелись.
– Этого недостаточно с точки зрения феллианского закона.
– Вы не признаете наши обычаи? Ладно. Мы и в брак вступили по своим обычаям. Тут тоже никаких бумаг не было, значит, с вашей точки зрения, мы не были женаты. Ты не можешь обвинить в прелюбодеянии женщину, которая не выходила замуж.
– Ты играешь словами, пастух! И с истиной ты тоже играешь. Твоя жена развратничала и будет наказана. Да и вообще то, что она, возможно, не была замужем, значения не имеет: она соблазнила одного из правоверных! Ее поймали на месте преступления, даже не в помещении, как полагалось бы любой приличной женщине, но под деревом, где она совокуплялась на траве, подобно дикому животному! Ее любовник – женатый человек, даже если она сама – незамужняя. Ее судили и вынесли приговор, и изменить этого нельзя. – Тон Образца веры ясно показывал, что его судьба Джастрии не трогает, а мое отношение удивляет – теперь, когда он все мне объяснил. Мой нос уловил намек на негодование, но и только. – У нее остается мало времени, – продолжал Образец веры. – Казнь состоится на закате на площади.
– На закате? Сегодня?
– Сегодня.
– О Сотворение! – Я сидел на стуле напротив этого ханжи-жреца, чувствуя себя так, словно меня выпотрошили… Наконец мне удалось достаточно спокойно сказать: – Ты никогда не умеряешь своих решений милосердием, Образец веры? Вы зовете своего бога, владыку Фелли, милосердным. Это и есть его милосердие?
– Не тебе подвергать сомнению решения владыки Фелли, язычник. – И поза жреца, и его запах содержали предостережение.
– А как насчет любовника Джастрии? Его тоже убьют?
– Мне не нравятся слова, которые ты выбираешь, пастух. Мужчина уже понес наказание за свой грех. Его осудили и казнили за незаконную связь с язычницей.
Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоить бурю мучительных переживаний.
– Нет ли способа, которым я мог бы помешать казни Джастрии? Или по крайней мере задержать приведение приговора в исполнение?
– Нет. Решения суда веры никогда не отменяются. Да и как такое было бы возможно? Они принимаются только после того, как судьи помолятся о том, чтобы владыка Фелли их просветил, а потому никогда не могут оказаться ошибочными. Единственная причина, по которой твоя жена еще жива, заключалась в необходимости уведомить тебя, поскольку ты – пострадавшая сторона и дело твоей жены тебя касается.
Я почувствовал, как вся кровь отхлынула от моего лица.
– Ты хочешь сказать, что, явившись сюда, я ускорил смерть Джастрии?
Образец веры пожал плечами.
– Мы в любом случае не стали бы надолго откладывать казнь.
Мгновение я просто сидел, не в силах выговорить ни слова. Наконец я через силу прошептал:
– Джастрия… Могу я ее увидеть?
– Несомненно, и это очень правильно: развратницу следует заставить посмотреть на человека, которому она причинила зло, и выслушать его обвинения. Я пошлю кого-нибудь проводить тебя в камеру. – Жрец позвонил в колокольчик и отдал приказание появившемуся служителю.
Я с трудом поднялся: ноги мне словно не принадлежали. Уже оказавшись у двери, я помедлил и повернулся к Образцу веры.
– Побива… Побивание камнями… что это? – Мой голос тоже показался мне чужим… говорил за меня кто-то другой, а слова долетали издалека.
Ди Пеллидри поднял голову от бумаг.
– О, это значит, что ее будут забрасывать камнями, – с прежним равнодушием ответил он, – пока она не умрет.
Я покачнулся: мое тело было не в силах действовать, пока разум пытался примириться с реальностью, стоящей за этими словами.
Пеллидри уже не смотрел на меня. Он сунул папку с делом Джастрии под другие и взялся за лежащую сверху. Следующая папка, следующее преступление, следующее наказание… Обычная ежедневная работа. Мне страшно хотелось убить его, избавить мир от его самодовольного ханжества. Впервые в жизни я отчаянно желал уничтожить другое живое существо.
– Сюда, – сказал мне феллианин, который должен был проводить меня в камеру Джастрии. Ему