– Я хочу сказать, что чую – людей, все на свете… издали. Я по запаху могу определить, что Блейз и остальные были в этой деревне вчера, но уплыли еще до наступления темноты.
Райдер не сказал ни слова, только бросил на меня странный взгляд и продолжал направлять плот к деревне – что само по себе было достаточным ответом. Солнце еще не встало, но деревня уже просыпалась – запахло дымом из кухонь.
Пытаясь оправдать свое признание, я сказал:
– Такая способность может оказаться очень полезной.
– Не сомневаюсь, – ответил Райдер. Он уловил мою антипатию к нему, и она его удивила, это я мог определить по запаху. Если уж на то пошло, мои чувства удивляли меня самого: Райдер ведь не сделал ничего, что оправдывало бы подозрение или неприязнь.
Поговорив с жителями деревни, Райдер долго молчал, потом спросил:
– Как ты узнал обо всем – о том, когда они отплыли?
– По оставленным ими следам. Можешь считать, что у меня достаточно опыта… Сильнее всего пахло у кромки берега, так что я предположил, что они воспользовались лодкой.
– А можешь ты… э-э… учуять их сейчас?
– Я чую достаточно, чтобы утверждать, что они были в деревне. Однако след не настолько ясен, чтобы я точно мог указать направление. – Мы плыли на север просто потому, что так нам сказали сборщики панданы. – Вода хранит запахи иначе, чем земля. Она течет, и запах перемещается с ней вместе. Кроме того, у озера сильный собственный запах.
Мы приблизились к стене, образованной зарослями панданы; отдельные плавучие острова разделялись узкими извилистыми протоками.
– Вон туда, – показал я, и Райдер направил плот в указанную мной протоку, хотя на лице его было написано сомнение. Я объяснил ему: – Я чую открытую воду за кустами, да и остров в той стороне – оттуда воняет дун-магией.
Райдер удивился, но ничего не сказал. Думаю, что он-то еще зловония не чувствовал. Мой нос сообщил мне и еще об одном обстоятельстве, которое не могло обрадовать Райдера…
– Флейм собирается предать Блейз и Дека, – сказал я тихо.
– Откуда ты можешь это знать?
– Я улавливаю запах ее намерения.
Ему оказалось нелегко поверить в мои слова.
– Предательство в отношении лучшей подруги – очень скверный поступок, – объяснил я. – Мысль о нем пахнет отвратительно.
– Ты думаешь, что она опять подверглась осквернению? Снова?
– Нет, не снова. По-моему, это все то же перерождение, от которого она полностью не излечилась, – напомнил я Рай-деру наш прежний разговор.
– Невозможно, – решительно покачал он головой. – Датрик и остальные силвы заметили бы это. Кроме того, не забывай: я был рядом, да и Блейз тоже. И Руарт. Трое обладающих Взглядом. Мы бы заметили любые следы дун-магии, если бы они сохранились. Их не было, клянусь.
– Думаю, что мой нос более чувствителен, чем… чем обычно бывает Взгляд. Я учуял, что с Флейм не все в порядке, раньше, чем это уловила Блейз. И она говорила, что раньше не замечала отблесков красного в магии Флейм. Болезнь дун-магия или нет, только Флейм становится все хуже.
Мне не удалось убедить Райдера, но спорить дальше он не стал. Он орудовал шестом, а я тем временем рассказывал ему о том, что узнал о магии из книг Гэрровина в Амкабрейге; в свою очередь он сообщил мне все, что знал о дун-магии. Ничем из того, что было нам известно, объяснить происходящее с Флейм было нельзя, так что мы в конце концов стали говорить о других вещах,
Райдера интересовала Небесная равнина. Хотя он там никогда не бывал, оказалось, что знает он о жизни горцев больше, чем любой известный мне чужак. Да и вообще Райдер оказался на удивление осведомленным человеком. Когда я поинтересовался, откуда он так много знает, он ответил:
– Видишь ли, в молодости я был писцом. Я много путешествовал и читал все, что только мне попадалось. Именно моя любовь к знаниям и заставила меня заинтересоваться учением менодиан. Только у них были открытые для всех библиотеки и ученые. Только менодиане, если не считать верхушки хранителей, обладали информацией, содержавшей ответы на все мои вопросы. Хранители держат свои знания в секрете, а менодиане пытаются дать знания людям… Теперь я обязательно побываю на Небесной равнине, раз, по твоим словам, каждая ваша семья хранит записи и документы, касающиеся собственной профессии. Это же такое богатство! Как ты думаешь, смогут ли писцы-менодиане побывать в тарнах и сделать копии текстов?
Я обдумал его вопрос.
– Полагаю, что мои соплеменники не станут возражать. Нам нужно сохранить для себя только селверов, потому что их шерсть – единственный товар, на который мы можем выменивать нужные нам вещи из внешнего мира. Что же касается знаний… Не думаю, что за них можно назначить цену. Знания должны быть доступны без всякой платы. Обратись к моему дяде Гэрровину, он, я уверен, поможет.
– Гэрровин Гилфитер твой дядя? – Я кивнул. – Занятный человек. Он, вероятно, сохранил жизнь Флейм своими травами и снадобьями. Единственный «хирург», которого мы нашли, чтобы ампутировать ей руку, был мясником, убившим собственную жену.
– Дядя – очень знающий врач. Правда, от вида крови ему делается дурно, так что вам повезло, что он согласился помочь. Он, знаешь ли, в своих путешествиях собрал множество книг по медицине, только я думаю, что наши собственные записи лучше. Мы, жители Небесной равнины, уже очень давно изучаем болезни и их причины, способы лечения и все такое прочее. На Крыше Мекате умерших всегда вскрывают перед погребением, и все подробности о причине смерти и лечении вносятся в книги. У нас имеются такие записи за тысячу лет.
