Джерри кашлянул, почесал кадык и покачал головой.
— Право же, горло у меня сегодня…
Солнце светило через лобовое стекло и грело их лица. Настроение было несколько неопределенное. Джерри чувствовал себя так, словно украдкой заглянул сквозь замочную скважину в чужую комнату, в которой ничего не происходило. Он положил сигарету в пепельницу и проговорил:
— Я очень сожалею, миссис Болдин, что мне пришлось утруждать вас. Вы прекрасная женщина, достойная всяческого уважения и любви.
Женщине показалось, точно гостеприимный Амур играл словами и голосом певца. Она научилась различать фразы со скрытым смыслом и теперь как будто угадывала, о какой любви говорил ей бедный певец: о любви надежной и легкой, как незаметная дырочка.
— Мистер Росс…
— Росси, — поправил Джерри.
— Совершенно верно. Скажите по буквам.
— Эр-о-эс-эс-и. Росси.
— Да, мистер Росси, если вы хотите, я отвезу вас в Кливленд.
— Не стоит, это слишком большой крюк для вас…
— Вовсе нет. У меня есть время. Я не состою ни в каком женском обществе.
Миссис Болдин включила передачу, и они поехали. Долгое время не было произнесено ни слова. Тихий рокот мотора навевал приятное настроение, а из пепельницы шел еле заметный дымок, точно из кадила. Вдруг Джерри заметил, что они свернули на узкую боковую дорогу, на которой не было ни рекламных щитов, ни пустых пивных бутылок, ни жилья поблизости. Миссис Болдин остановила машину возле голой дубовой рощи.
— Теперь можно и поболтать немного, — сказала она, точно добрая знакомая. — Эта дорога в зимнее время очень спокойна. Видите, после снегоочистителя здесь еще никто не проезжал.
Джерри ответил какой-то незначительной, но, впрочем, очень смелой фразой и стал с некоторым беспокойством ожидать продолжения разговора.
— Вы, наверное, обиделись, что я оставила вашего товарища на дороге? — проговорила женщина так, точно просила извинения.
— Нет, нисколько, миссис Болдин.
— Можете называть меня Ирен. Я вынуждена была оставить его. Дело в том, видите ли, что нам предстояло ехать через Пэйнсвилль, где у меня много знакомых. Все поймут, что со мною в машине сидит кто-нибудь из моих друзей, но если бы меня увидели в обществе двоих мужчин, это сочли бы уже за неумеренность.
Джерри не понимал, в чем тут неумеренность, и женщине пришлось расшевелить его застывшее воображение. Она схватила певца за руку выше локтя, посмотрела ему в глаза и сказала просто, без обиняков:
— Я люблю артистов. Почему вы не поцелуете меня?
Джерри подумал о жене, вспомнил ее болтовню, ее рассказы, в которых никогда не было конца, и пробормотал:
— Миссис Болдин…
— Говори — Ирен!
— Миссис Ирен… Я женат…
— Я тоже замужем. Четвертый раз. И если только муж согласится платить мне достаточные алименты, я разведусь немедленно. Но он скряга, отвратительный скряга. Ну, давай поцелуемся!
По каким-то непонятным причинам поцелуй Джерри был лишен страстности. Такая мужская непредприимчивость, которую обычные нравственные понятия и церковь почитают великой, достойной подражания добродетелью, глубоко оскорбила чувства миссис Болдин.
— Ты всегда так застенчив с женщинами? — спросила она ласковым голосом, и лицо ее приняло комично противоречивое выражение: она была одновременно похожа и на семнадцатилетнюю невинную школьницу и на шестидесятилетнюю сводню.
— Нет… — ответил Джерри медленно, словно и язык у него готов был отняться. — Не всегда…
— Ну, конечно, ты, наверно, имеешь дело с женщинами так часто, что…
Миссис Болдин ждала, что певец докончит за нее фразу, но он медленно раскачивался и был по- человечески немного туповат. Такая честная нерасторопность являлась отчасти следствием того, что его жена Джоан была так бесчестно активна, Джерри и теперь тащил за собой наследие своего короткого брачного союза: медлительность и пассивность. Поскольку и второй его поцелуй оказался довольно вялым и безжизненным, миссис Болдин закурила сигарету и сказала холодно и спокойно:
— Лобовое стекло заиндевело. Вам не трудно пойти протереть его?
Она дала певцу кусок замши и включила зажигание. Когда Джерри вышел из машины, женщина заперла дверь и сказала в открытое окно:
— До Кливленда примерно шесть миль.
Машина тронулась, а гражданин вселенной Джерри Финн остался стоять на дороге.
Солнце уже давно убрало свою лампу, и беспомощная краюшка месяца была не в состоянии осветить мир.
