40
«Нелепый самообман», о котором пишет Годой, обусловлен всей совокупностью противоречий, свойственных испанским идеологиям в эпоху правления Карла IV, когда одни и те же идеалы просвещения и прогресса нередко разделялись представителями противоборствующих политических лагерей; противоречия достигли наибольшей остроты в период между нашествиями французов, то есть во время правления Наполеона и Войны за независимость. Но в целом эта тема выходит за рамки данных комментариев.
41
Моратину в 1825 году было шестьдесят четыре года, и в декабре того же года, спустя шесть недель после встречи с «дряхлым», как пишет Годой, старцем, с этой «развалиной», Моратин тяжело заболел, и после нескольких кратковременных периодов улучшения болезнь свела его в могилу, он умер в 1828 году.
42
Баулио Пок, как мы уже сказали, был земляком Гойи.
43
Меткое наблюдение Годоя, которое, возможно, дает нам ключ к правильному пониманию портрета Гойи, написанного Висенте де Лопесом в 1826 году, на котором Гойя изображен «обуржуазившимся», весьма непохожим на свои автопортреты; до сих пор это различие приписывали скорее особенностям видения самого Лопеса, чем каким-либо изменениям его модели, но именно это предположение следует из замечания Годоя.
44
Голос мало что может
45
Голос не обманывает
46
Безусловно, Годой восхищался искусством Малибран в более позднюю эпоху, когда он уже жил в Париже, но это ретроспективное сопоставление, напомним, сделано им уже в 1848 году.
47
Ветерок
48
Легкий ветер
49
И в данном случае говорить о «месье Крещендо» мог только Годой 1848 года: этим насмешливым прозвищем французы наградили Россини уже в последние годы его карьеры.
50
Леокадия Вейсс познакомилась с Гойей на свадьбе его сына Хавьера с Гумерсиндой Гойкоэчеа, ее двоюродной сестрой; тогда Леокадии было 15–16 лет, поэтому в описываемое время ей должно было быть около тридцати пяти. Что касается связи с Гойей, то, хотя и нельзя точно датировать ее начало, известно, что она возникла где-то в 1813 году, когда Леокадия окончательно порвала с Вейссом.
51
Гвалт
52
Болтовня
53
Не только Годой, но и вообще никто не мог с уверенностью определить, была или не была Росарита Вейсс дочерью Гойи, хотя Гойя любил ее как отец. Годой также не грешит против истины, говоря, что о ее дальнейшей судьбе как художницы мало что известно и что она была учительницей рисования молодой Исабелы II.
54
Известно, что Гойя использовал шляпу, похожую на описанную Годоем, когда работал над фресками в церкви Сан Антонио де ла Флорида, а кроме того, существует предположение, хотя и не доказанное точно, что он надевал подобную шляпу и тогда, когда писал черные картины в своей Кинта дель Сордо – Доме Глухого. Сам Гойя еще за много лет до этого увековечил себя в таком виде на нескольких автопортретах.
55
Утверждения Годоя совпадают с тем, что говорится в критической литературе и биографиях Гойи. Весь 1825 год – за исключением нескольких недель весной, когда Гойя снова заболел (так же как в 1793 и 1816 годах), – художник целиком посвятил работе над миниатюрами с изображением быков, получивших название «бордоских».
56
Упомянутый вечер в Аламеде скорее всего можно отнести к 1785 году, к тому времени, когда Гойя пишет первые портреты герцогини – графини Бенавенто-Осуна. Каэтане де Альба было тогда 23 года. Десять лет спустя, незадолго до того, как Гойю назначили директором Академии Сан-Фернандо (ее почетным председателем была как раз мать герцогини), его навестили герцоги де Альба, и он получил заказ написать их обоих, что тогда же и выполнил. С этого времени Гойя начинает посещать герцогиню, которая в конце того же года стала вдовой, а в 1796 и 1797 годах отношения между художником и его моделью- подругой-покровительницей достигают кульминации. Именно к этому времени относится их совместное пребывание в Санлукаре-де-Баррамеда, чудесным свидетельством которого остается альбом рисунков, на одном из которых изображена герцогиня, играющая со своей чернокожей служанкой.
57
Портрет, о котором несколько путано говорит Гойя, – самое известное из всех созданных им изображений герцогини: она предстает на нем в черном платье и черной мантилье, указывая пальцем на землю. Портрет действительно (противно всякой логике) находился у художника, когда в 1812 году умерла его жена Хосефа Байэу и была произведена опись имущества, передаваемого по нотариальному акту его сыну Хавьеру. Это полотно фигурирует там как «Портрет де Альбы под номером 16, ‹оцененный в› 400 реалов».
58
Сады Хуана Эрнандеса, излюбленное место отдыха и развлечений жителей Мадрида, оставались открытыми для всех до тех пор, пока герцогиня не предъявила на них старинные права собственности, вернула их себе и построила на их территории дворец Буэнависта. Этот поступок сделал ее крайне непопулярной, и герцогиня, столь любимая прежде жителями Мадрида, теперь нередко обнаруживала, что ее подвергают хуле в бульварных листках, расклейке которых не смогли воспрепятствовать ни инквизиция, ни король. После смерти герцогини Годой, как нам известно, добился, чтобы местная власть – аюнтамьенто – выкупила для него дворец Буэнависта, а после падения самого Годоя дворец отошел под военный музей, был резиденцией регента (1840), а затем в нем размещались турецкое посольство, артиллерийское управление и, наконец, военное министерство.
59
Упоминаемые эскизы росписи стен и потолков не сохранились. Возможно, их уничтожил сам Гойя, поскольку он был недоволен ни разработкой тем, ни их исполнением; не исключено также, что на решение уничтожить эскизы, восславляющие герцогиню, повлияла ее смерть.
60
Историки чаще всего упоминают о желтой лихорадке 1803 года, явившейся катастрофой для Андалусии (сам Годой посвятил многие страницы своих воспоминаний описанию этой эпидемии и рассказу о мерах, предпринятых для борьбы с нею), однако вспышки эпидемии происходили каждое лето, и в 1802 году, как видно из текста, она была достаточно серьезной.
61
Гойя, несомненно, не питал склонности к мифологическим сюжетам, в чем он тут и признается. Кроме четырех или пяти первых произведений, относящихся к годам его ученичества в Италии, живопись Гойи в целом не содержит никакой мифологии, за исключением разве что его собственной, которую можно найти в «Капричос» и «Сумасбродствах», – и это в самый расцвет неоклассицизма.
