ужаса лицо Весы Ларссона. «Не делай этого, Ребекка. Это будет потом преследовать тебя всю жизнь».
Назад в темноту. Глубже. Вниз. Вдаль. Боль отступает. И Ребекка видит сон. Лето. Солнце светит с голубого неба. Шмели носятся, как пьяные, между лесной геранью и тысячелистником. На мостках у реки стоит на коленях бабушка и трет щеткой тряпичные коврики. Мыло она сварила сама из каустика и жира. Щетка движется взад-вперед по полоскам коврика. Слабый ветерок с реки отгоняет комаров. На краю мостков сидит девочка, опустив ноги в воду. Она поймала жука-дровосека в баночку от варенья с отверстием в крышке и с восторгом следит за движениями жука за стеклом. Ребекка начинает спускаться к воде. Она прекрасно осознает, что видит сон, и бормочет себе под нос: «Дай мне взглянуть на ее лицо. Дай мне взглянуть на ее лицо, чтобы я знала, как она выглядит». Тут Юханна оборачивается и смотрит на нее. С триумфальным видом показывает Ребекке баночку, а с ее губ срывается слово: «Мама!»
Это было похоже на рождественскую открытку, хотя на самом деле — совсем ничего общего. Три волхва стояли и смотрели на спящего ребенка. В роли ребенка выступала Ребекка Мартинссон, в роли волхвов — исполняющий обязанности главного прокурора Карл фон Пост, адвокат Монс Веннгрен и инспектор полиции Свен-Эрик Стольнакке.
— Она убила трех человек, — сказал фон Пост. — Я не могу просто так взять и отпустить ее.
— Это школьный пример необходимой самообороны, — возразил Монс Веннгрен. — Вы ведь это понимаете? Кроме того, она стала героем дня. Поверьте мне, газеты уже готовят душещипательные статьи. Спасла жизнь двум детям, застрелила всех негодяев… Так что вам неплохо спросить себя — какая роль вам ближе? Зануда, который преследует героиню и старается засадить за решетку, или понимающий парень, который разделит с ней ее славу?
Исполняющий обязанности главного прокурора отвел глаза. Посмотрел на Свена-Эрика — там никакой поддержки, даже самой крошечной. Снова перевел взгляд на желтое клетчатое одеяло, заботливо подвернутое под матрас Ребекки.
— Мы планировали не сообщать информацию в СМИ, — попытался возразить он. — У убитых пасторов есть семьи. Из уважения к ним…
Свен-Эрик Стольнакке втянул воздух между зубами под своими усами.
— Мне почему-то кажется, что скрыть правду от прессы и телевидения не удастся, — легко проговорил Монс. — Тайное всегда становится явным.
Фон Пост застегнул пальто.
— Хорошо. Но ее допросят. До того она не покинет города.
— Разумеется. Когда врачи скажут, что она в состоянии. Что-нибудь еще?
— Позвоните мне, когда ее можно будет допросить, — сказал фон Пост Свену-Эрику и исчез за дверью.
Свен-Эрик снял пуховик.
— Я посижу пока в коридоре. Позовите меня, когда она проснется. Хочу ей кое-что сказать. А пока собираюсь пойти взять в автомате кофе и пирожное. Будете?
Ребекка очнулась. Уже через минуту над ней склонился врач — крупный нос и большие руки. Широкая спина. В белом халате он напоминал переодетого кузнеца. Он спросил, как она себя чувствует. Она не ответила. За его спиной стояла медсестра с озабоченной миной и пыталась улыбаться. Монс стоял у окна и смотрел наружу, хотя вряд ли мог видеть там что-нибудь, кроме отражения палаты и себя самого. Крутил веревку жалюзи: то закрывал, то открывал, то закрывал, то открывал.
— Вам многое пришлось пережить, — сказал врач. — И в физическом, и в психическом плане. Сестра Мария даст вам успокоительного и обезболивающего, если вас по-прежнему беспокоит боль.
Похоже, это был вопрос, но она не ответила. Врач поднялся, кивнув медсестре.
Через некоторое время укол подействовал. Ребекка смогла нормально дышать, не испытывая боли при каждом вздохе.
Монс сидел рядом с кроватью, молча глядя на нее.
— Пить, — прошептала она.
— Тебе пока нельзя пить. Все нужное поступает через капельницу. Впрочем, подожди, я что-нибудь придумаю.
Он поднялся. Она тронула его за руку.
— Не сердись, — прошептала она.
— И не надейся, — ответил он и шагнул к двери. — Я зол как черт.
Вскоре Монс вернулся, держа два пластмассовых стаканчика. В одном была вода, которой она могла прополоскать рот, в другом два кубика льда.
— Ты можешь их пососать. — Он погремел кубиками в стакане. — Тут один полицейский, который хочет поговорить с тобой. Ты в состоянии?
Ребекка кивнула.
Монс жестом пригласил войти Свена-Эрика, который уселся возле ее кровати.
— Как девочки? — спросила она.
— С ними все в порядке. Мы приехали к избушке вскоре после того, как… как все закончилось.
— Каким образом?
— Мы вошли в квартиру Курта Бекстрёма и поняли, что должны срочно разыскать вас. О деталях поговорим позже, но мы нашли ряд неприятных вещей, в том числе в холодильнике и в морозилке. Так что мы поехали в дом в Курравааре — по тому адресу, который вы сообщили полиции. Соответственно, нам никто не открыл. И мы выломали дверь. Затем пошли к ближайшему соседу.
— Сиввингу.
— Он проводил нас до охотничьей избушки. Старшая девочка рассказала, что произошло.
— Но с ними все в порядке?
— Почти. Сара обморозила щеку. Она выходила на улицу, пытаясь запустить скутер.
Ребекка застонала.
— Я же сказала ей!
— Ничего серьезного. Они здесь, в больнице, со своей мамой.
Ребекка закрыла глаза.
— Я хотела бы увидеть девочек.
Свен-Эрик потер подбородок и посмотрел на Монса, который пожал плечами.
— Она ведь всего-навсего спасла им жизнь.
— Да-да. — Свен-Эрик поднялся. — Постараемся. Поговорим с дядей доктором и не будем говорить с дядей прокурором.
Свен-Эрик Стольнакке катил кровать Ребекки перед собой по коридору. Монс шел за ним, неся подставку с капельницей.
— Журналистка, которая взяла назад свое заявление, прицепилась ко мне, как клещ, — сказал Монс Ребекке.
Коридор перед палатой Санны и девочек казался жутковато-пустынным. Часы показывали половину одиннадцатого вечера. В холле, расположенном чуть в стороне, виднелось мелькание голубого экрана телевизора, но никаких звуков оттуда не доносилось. Свен-Эрик постучал в дверь палаты и вместе с Монсом отступил на несколько шагов.
Дверь открыл Улоф Страндгорд. Когда он увидел Ребекку, лицо его исказилось гримасой отвращения. Позади него появились Кристина и Санна. Детей не было видно — по всей вероятности, они спали.
— Все в порядке, папа, — сказала Санна, выходя из палаты. — Оставайся здесь с мамой и девочками.
Она закрыла за собой дверь и встала рядом с Ребеккой. Из-за двери донеслись слова Улофа Страндгорда:
— Именно она подвергла жизнь девочек смертельной опасности. И что, она теперь — героиня?
Затем раздался голос Кристины Страндгорд — слов невозможно было разобрать, только успокаивающее бормотание.
