Струму, подлетавшую с наветренной стороны, чтобы повести совят на урок навигации.
— Сегодня, дети, у нас укороченное занятие, — с ходу сообщила она. — Все вы знаете, что сегодня особая ночь, и мы должны вернуться домой до рассвета.
Они вернулись на Великое Древо Га'Хуула на границе тьмы, в час, который совы называют Серая Глубина, когда чернота ночи поблекла, но ни один лучик солнца еще не появился над горизонтом.
В это утро никому не хотелось чая. Чаепитие было долгим и нудным, слепые змеи с чашками на спинах еле-еле ползли, усиливая нетерпение совят. Никогда еще в столовой не было так тихо. Совята были слишком взволнованны и не решались говорить вслух о своих предчувствиях. Даже Отулисса хранила непривычное молчание.
— Никто не хочет добавки? — поинтересовалась миссис Плитивер. — Я с радостью сползаю на кухню и принесу желающим еще чайку с вкусными ореховыми кексами.
Сорен видел, как Отулисса крепко зажмурила глаза и долго их не открывала. Он прекрасно знал, о чем она подумала: разумеется, об орешках, только не о тех, которые в кексах. Она думала о десяти орешках, выложенных в виде созвездия Великого Глаукса. Сорен ей даже посочувствовал.
Наконец настало время пожелать друг другу спокойного дня.
Как только мадам Плонк запоет колыбельную, совята ринутся по дуплам, чтобы узнать свою судьбу на дне выстланного пухом гнездышка.
Обычно колыбельная мадам Плонк звучала в полнейшей тишине, но этот день был исключением из правил. Никто не сомневался, что ее пение будет прерываться дикими воплями, разочарованными стонами и криками: «Я же тебе говорил! Я знал, что ты попадешь именно в этот клюв!» А те, кому повезло меньше других, будут с тоской думать: «Великий Глаукс, за что мне эта треклятая гахуулогия под руководством старой занудной пещерной совы?»
Сорен, Сумрак и Копуша с Гильфи вместе вернулись в свое дупло.
— Ну, удачи нам всем! — выпалил пещерный совенок. — Сумрак, я очень надеюсь, что у тебя все сбудется. Я знаю, как много это для тебя значит!
И тут Сорен вдруг понял, в чем его проблема. Он сам не знал, чего хотел. Но точно знал, чего не хотел. Он был просто незрелой совой с незрелым желудком.
Все разошлись по своим углам. Вот зазвучали первые звуки арфы, а за ними полились вкрадчивые переливы волшебного голоса мадам Плонк. Но на этот раз даже колыбельная прозвучала слишком быстро, и вот уже стихли последние куплеты песни.
Сердце Сорена забилось быстрее, в желудке что-то сжалось…
А потом послышалось громкое шуршание — это совята стали рыться в своих пуховых постелях. Раздались первые крики.
— Погадка! — воскликнул Копуша. — Я зачислен в клюв следопытов! Просто глазам своим не верю! Какое счастье!
Ликующее уханье Сумрака заглушило его крики.
— Ура! Я попал в искатели-спасатели!
До них донеслись крики и из соседних гнезд:
— Какое красивое железное деревце! Меня взяли в кузнецы!
— Ветка молочника — о, нет!
— Десять орешков!! — но это уже не был голос Отулиссы. Это кричала Гильфи. — Сорен, я просто не могу поверить! Я даже не представляла себе, что Стрикс Струма так меня ценит!
А потом наступила тишина, и шесть пар глаз устремились на Сорена.
— Сорен, — первым нарушил молчание Копуша. — А что у тебя?
— Я… я не уверен…
— Не уверен? — переспросила Гильфи.
Все недоуменно переглянулись. Как это может быть?
— Я еще не смотрел. Я боюсь.
— Брось, Сорен, — ухнул Сумрак. — Возьми да погляди. Разделайся с этим одним махом. Ну, вперед! Что там может быть плохого?
«Что может быть плохого? — в панике подумал Сорен. — Для вас, конечно, ничего, вы получили именно то, чего хотели!»
— Давай, Сорен, — чуть мягче попросила Гильфи и подошла к куче пуха, на которой спал ее друг. — Посмотри. Я буду здесь, рядом.
Вообще-то Гильфи едва доставала Сорену до плеча, но, встав на цыпочки, она принялась успокаивающе перебирать ему перышки своим маленьким клювом.
Сорен вздохнул и очень осторожно, одним когтем, сбросил пух, чтобы не повредить то, что лежало под ним. Он мгновенно увидел какой-то темный комок, а рядом с ним — сморщенное тельце сушеной гусеницы.
— Угленос! — горестный стон прорезал утренние сумерки. Но это был не голос Сорена, который оцепенел, тупо уставившись на уголь и гусеницу. — Я просто не могу в это поверить! Меня зачислили в клюв уголеносов и всепогодников. Какое несчастье!
Это кричала Отулисса.
«Великий Глаукс», — подумал Сорен.
Судьба, видно, решила насмеяться над ним до конца. Он попал в сдвоенный клюв вместе с Отулиссой.
ГЛАВА XV
— Раз-два, раз-два. Очень хорошо, Руби. Подтянуть клюв… раз-два, раз-два…
Это был их второй урок по углеведению, и впервые, проведенных в Сант-Эголиусе, у Сорена было так плохо на душе. Учитель углеведения, бородатая неясыть по имени Элван, стоял в центре круга, начерченного у подножия Древа.
Все происходило неподалеку от кузницы Бубо, который обеспечивал все братство раскаленными углями. Элван выкрикивал команды и требовал, чтобы совята маршировали в такт счету. Сорен ненавидел маршировку. В Сант-Эголиусе их с утра до ночи изводили ею. Но Элван объяснял, что маршировка необходима для выработки правильного ритма, который впоследствии поможет им удерживать угли в клювах.
Сорену с трудом верилось в то, что когда-то он сумел взмыть в небо с горящим углем. Он просто
