Вот все, чему научила меня Нира».
— Не обращай внимания на эту хохотушку, мой хороший, — вмешалась Мимоза. — Яйцевой зуб это такой маленький острый зубок, он нужен для единственной цели: помочь птенчику пробить скорлупу и выбраться наружу. После вылупления этот зубок быстро отпадает.
Теперь все четверо, затаив дыхание, смотрели на длинную трещину, ползущую вниз от крошечной дырочки в верхушке яйца.
— Некоторые называют ее «трещиной Глаукса», — еле слышно прошептал Гарри.
— Готово! — завопила Кало. — Вылезает! Спорим, это… — она хотела сказать, что это наверняка мальчик, но Гарри предостерегающе похлопал ее по крылу:
— Ты не забыла, что я тебе говорил? На такие вещи не спорят. Мы должны быть благодарны Глауксу за возвращение нашего драгоценного яйца и чудо рождения птенца.
Послышался громкий треск, и яйцо раскололось. Из образовавшегося отверстия показалась блестящая круглая голова.
Корин в ужасе отпрянул. Перед ним было самое безобразное существо, которое ему только доводилось видеть в жизни, — голое, лишенное перьев, скользкое с выпученными бессмысленными глазками…
«И все-таки… все-таки я люблю его!»
Он впервые испытывал такую бурю чувств. Новорожденный птенец был безобразен — ив то же время восхитителен. Отвратителен — и прекрасен. Он был весь перепачкан липкой слизью, ноКоринухотелосьобнятьего. Словно завороженный, он смотрел, как крошечное нелепое создание неуклюже пытается подняться на ножки и беспомощно валится на бок.
— Это мальчик! — ворковала Мимоза, не в силах оторвать глаз от своего сокровища. Наконец она подняла голову и сказала: — Мы назовем его Корином.
— Ч-что? — пролепетал Корин.
— Ну конечно, дело решенное! — воскликнул Гарри и оглушительно заухал от радости.
— Но я… я просто не знаю, что сказать.
— И не надо ничего говорить, — просто сказала Кало. — Если бы не ты…
— Да, Корин. Если бы не ты, — прошептала Мимоза, и глаза ее вдруг наполнились слезами.
А потом настало время чудесных маленьких церемоний, которые отмечают каждый этап в жизни совы от рождения до самой смерти.
Больше всего Корина растрогала церемония Первого Зрения, когда малыш впервые открыл свои выпученные глазки и увидел новый мир.
— Представляешь, ему, наверное кажется, что наша нора — это и есть весь мир, а мы — единственные совы на свете! — прошептала Кало на ухо Корину.
За церемонией Первого Зрения последовал ритуал Первого Червяка, и Корину поручили раздобыть для малыша самого сочного червячка. Затем наступил черед церемонии Первого Пуха, когда из голой кожи малыша начали пробиваться едва заметные пушинки будущих перышек.
— Ах ты мой маленький красавчик, — ворковал над сыном Гарри. — Скоро ты станешь пушистеньким-препушистеньким. Ну-ка, где папа? Чики-чики-ку-ку!
— Папа совершенно растаял от любви, — снисходительно заметила Кало.
— Растаял? — не понял Корин.
— Так говорят, когда кто-то теряет голову или сходит с ума от любви, — улыбнулась Мимоза. — Наша Кало обожает такие смешные словечки.
«Какое хорошее слово! — подумал про себя Корин. — Я тоже растаял от любви. Растаять — это гораздо лучше, чем спятить или сойти с ума. Я стал мягким и нежным, совсем растаял…»
Он знал, что ему будет нелегко покинуть этот дом. Корину хотелось бы остаться здесь навсегда. Но он и так слишком задержался, на целых пять ночей! Пещерные совы уговаривали его остаться хотя бы до церемонии Первого Мяса, которая должна была состояться через две ночи, но Корин не мог больше задерживаться. Сегодняшняя ночь станет последней — на следующий вечер с первой тьмой он снова поднимется в небо. Но сегодня он останется здесь, и вместе со своей новой подругой Кало отправится на охоту за первым мясом для будущей церемонии.
Ночь пролетела незаметно. Кало почти все время ковырялась в земле, раскапывая крысиные норы и кротовые кочки, а Корин парил в воздухе. Устав, он опустился на скалу с зажатой в когтях мышкой.
Странное дело! Поначалу голые лапы пещерных сов казались ему ужасно некрасивыми, почти отвратительными. Но теперь, когда он смотрел на Кало, стремительно несущуюся к очередной кротовине, ее лапы казались ему очаровательными.
У Кало была на редкость элегантная походка. Она никогда не волочила по земле хвост, как делают почти все совы, когда нужда заставляет их спуститься на землю. У нее была гордая осанка и изящный разворот плеч. Да и вообще, она была совершенно удивительная! Необыкновенная. Чудесная. «Глаукс! Почему я обречен покидать все красивое и хорошее? Почему я должен отправляться куда-то далеко отсюда? И не просто далеко, а в Далеко-Далеко?»
Вернувшись на скалы, Кало застала Корина в глубоком раздумье.
— Ничего не нашла, одна нельзятина, — сердито буркнула она.
— Что-что? — вытаращил глаза Корин.
— Ты что, и про нельзятину не знаешь? — не поверила Кало.
— Нет.
— Понимаешь, там в кротовнике были только детеныши. Мы никогда не едим молодняк. Это и есть нельзятина.
— Я понял, это все равно, что принципы! — обрадовался Корин.
— Ну да, так и есть. Только принципы это гораздо больше и сложнее, а «нельзятина» — это просто запрещенная еда, по крайней мере, для пещерных сов.
— Когда-то у меня был лучший друг, его звали Филипп. Однажды он рассказал мне про принципы. Когда они голодали, его отцу пришлось убить лисенка.
— Ой! — содрогнулась Кало. Потом она надолго замолчала, и Корин не на шутку перепугался.
Вдруг она больше не захочет с ним знаться из-за того, что он дружил с совой, отец которой нарушил принципы?
— Знаешь что, Корин, — неожиданно заговорила Кало. — Я ведь совсем ничего не знаю о тебе, кроме того, откуда ты прилетел и кто были твои родители.
— Разве этого мало? — пробормотал Корин, уставившись на зажатую в когтях мертвую мышку.
— Вообще-то, мало. Ты пойми, я не хочу лезть тебе в желудок. Но ты впервые упомянул о своем лучшем друге. И я до сих пор не знаю, почему тебе нужно завтра улетать. Зачем ты летишь в Далеко- Далеко?
Корин глубоко вздохнул.
— Поверь, Кало, я и сам этого не знаю, — сказал он.
Корин решил не рассказывать ей про свое огненное зрение и дар огнечея. Он и сам до конца не разобрался в этих страшных прозрениях и не хотел понапрасну пугать Кало.
— Иногда ты просто знаешь, что должен кое-что сделать. Даже если до конца не понимаешь зачем.
— Как тогда, когда ты вернул нам яйцо?
— Нет, тогда я точно знал, что поступаю правильно. Это было просто.
— Просто?! Да ты спятил! Что же тут простого? Ты проявил неслыханное благородство и беспримерную храбрость! — торжественно произнесла Кало, и Корин почувствовал приятную щекотку в желудке. — Это был самый правильный поступок, так и знай.
— Да, хорошо, — смутился Корин. — Я бы не стал делать этого, если бы чувствовал, что поступаю неправильно. Я не хочу делать всякую нельзятину!
К его удивлению, Кало тихонько рассмеялась.
— Почему ты смеешься?
— Я же объяснила, мы говорим «нельзятина» только про запрещенную еду! Но я все равно тебя поняла, Корин, — посерьезнела она. — Ты не стал бы делать ничего, что противоречило бы твоим
