– Не слишком.
– Вы знаете, что такое одиночество?
– Я все знаю.
– Я тоже. Тем не менее, когда наступает минута решиться, мы трусим.
– Когда тебе за сорок, ты знаешь слишком много, чтобы заблуждаться.
– Я заметил, что вы жили скорее с ясной головой.
– Как можете вы мечтать о новой жизни вдвоем, как вы еще можете думать о ней?
Альбер: Такое с тобой, наверное, никогда не случается? Или она думает, что я не заметил, как она затрепетала от радости, когда я пригласил ее выпить кофе в этом паршивом кафетерии! И все же не стоит терзать себя из-за того, что мое мягкое замечание заставило покраснеть ее шершавые щеки.
– Для меня самое худшее – мертвящее одиночество, и я не могу ни свыкнуться с ним, ни оживить его чем-то. Мне нужна женщина, которая была бы рядом со мной. И эта женщина, я думаю, Брижитг. Несмотря ни на что.
– Что ж, удачи вам! А сейчас извините меня, мне надо рассчитаться по старому счету.
– И вам тоже удачи!
Альбер: Бедняжка! Но я не сказал бы, что она обескуражена.
Историчка: Вот наивный! Ты потерпишь фиаско!
– Какого типа занавеску вы хотели бы?
– Что-нибудь светлое, женственное.
– Я могу предложить вам вот эту модель, из льна, с фирменной монограммой, вышитой ришелье.
Брижжит: Через четыре года Летисия кончает школу. Потом она захочет учиться дальше, придется ей снимать квартирку в Пуатье. Она будет приезжать на выходные, поначалу, пока не обзаведется подружками. А потом…
– Нет, ришелье только на ткани белой или слоновой кости. На заказ, конечно, можно вышить буквы на ткани по вашему выбору…
– Это для спальни моей дочки. Ей десять лет. Мне хотелось бы что-нибудь в пастельных тонах.
Брижитт: Десять лет! За четыре года девочки так меняются. Воображаю, что бы сказала Летисия, если бы я предложила вышитые занавески для ее спальни! Впрочем, ей не нравится все, что я делаю. Для нее все фигли-мигли.
– Нет, с набивным рисунком ничего нет. Но может быть, подойдет эта модель с цветными вставками. Это ручная работа.
Брижитт: Надо подумать, не отказаться ли от восточных мотивов, которые Альбер показал мне в своей книге. Он сразу усек, чем меня вдохновить. Наверное, я никогда ни с кем не найду такого взаимопонимания, как с ним. Если бы только он был старше меня на два года, а не на тринадцать! Не считая…
– Естественно, вы уже подумали, на что это пойдет?
Брижитт:…того, что он на пенсии, свободно распоряжается своим временем, а вот я прикована к бутику. Нам не светят шесть недель путешествия… Нам надо остаться просто друзьями. Уверена, так будет правильно.
– Скорее, на покрывало? Вы правы, мадам.
Брижитт: О, как она мне надоела, эта кумушка. Держу пари, она уйдет, так ничего и не купив. Какая рабская профессия! Как прекрасно было бы делать только эскизы моделей, а остальным пусть бы занимались другие… Шесть недель путешествовать, искать…
– Простите? Из букле? Да, да. Лилиана, вы не могли бы показать мадам покрывало из буксированной ткани?
Брижитт: Уф! Я уже совсем дошла. К счастью, Лилиана свободна, иначе бы я не выдержала. То ей простыни, то скатерти, то занавески, а теперь еще и покрывала. Это уже переходит все границы!
– Добрый день, мадам, могу я вам помочь?
Брижитт: А кто поможет мне? Я вижу, что в этой истории все против. Даже Женевъева, что бы она ни говорила. Она защищает то, к чему привыкла сама: каждый у себя дома, партнеры разные, полная свобода, гордое одиночество. Возможно, она и права в конце концов. Только я такого не хочу.
– Прошу вас, смотрите, смотрите…
Брижитт: К тому же она забыла, эта Женевьева, о грустных вечерах, о минутах депрессии, о своих «все кончено», о «скоро придется расплачиваться», о том, как она просит меня разрешить ей переночевать у нас каждый раз, когда мы ужинаем дома, и радуется, что ей не пришлось возвращаться в ее безукоризненную и безжизненную квартиру. Мне такого не надо. Согласна, а что мне надо? Чего я хочу больше всего? Больше всего на свете? Я никак не могу решиться сделать выбор, совсем как Летисия, когда выбирает, какой лифчик надеть. Надо признать, я несчастна.
– Вы уже выбрали?
