парень просто хотел похвастаться собственной ловкостью и хитростью, и от этого говорил очень много, но бестолково. В жизни каждого преступника наступает момент, когда ему становится необходимо облегчить свою душу, это может быть безудержное хвастовство или полное признание всех преступлений, или что-то среднее между первым и вторым... И это было столь же неизбежно, как и восход солнца каждое утро. Просто нужно было вовремя сообразить, что для преступника настал именно такой момент, и внимательно выслушать его.
– Я знаю, что вы знакомы с моей племянницей, – сказал Кроукер. – Мне также известно, что вы присутствовали при ее встрече со Стански и наблюдали за их сексуальными «играми».
Майер подал бармену знак принести еще бокал мартини. Ничто не дрогнуло в его лице.
– Я не желал зла Рейчел, – сказал он.
Услышав это лаконичное заявление, Кроукер все понял. Помолчав некоторое время, он спросил:
– Мне не дает покоя один вопрос. Зачем такому человеку, как вы, брать автомобиль напрокат? Ведь у вас куча денег, и в вашей собственности наверняка не один автомобиль. Так зачем же вам этот взятый напрокат «линкольн»? Впрочем, теперь я понимаю, зачем вам понадобился этот трюк. Вы были уверены в том, что я стану проверять регистрацию вашего автомобиля по его номерным знакам и выясню, что он взят напрокат в той фирме в Маргейте. Вы с самого начала хотели, чтобы я отправился туда.
Бармен подал Майеру еще один бокал мартини, и тот сразу принялся за него. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что они обсуждают результаты последней игры в гольф.
– Там я поговорил со служащей Вондой, – продолжал Кроукер. – Она рассказала мне, что владельцем фирмы является некий Трей Мерли. К тому же она оказалась хорошо подготовленной к моему приходу и даже знала, как должен выглядеть настоящий ордер, потому что сам хозяин, этот самый Трей Мерли, показал ей образец. Когда я во второй раз явился в эту фирму, в конторе уже был Антонио Бонита, имевший ключи от входной двери и знавший, как отключить сигнализацию. Из дневника Рейчел я узнал, что этот Трей Мерли знаком с доктором Стански, ее врачом. Она даже успела написать адрес его дома на Гибискус- Айленде. Приехав по этому адресу, я нашел в доме стопку чистых мужских сорочек, доставленных, судя по квитанции, из прачечной-химчистки «Джиффи тайм». Однако вместо обычных картонок в сорочки были вложены медицинские карты, из чего я сделал вывод, что это все – грандиозные декорации, построенные специально для меня. – Кроукер сделал еще глоток мартини. – К тому же эта могила...
– Какая еще могила? – спросил Майер, до того молча слушавший Кроукера.
– Терезы Маркезы Барбасены. Ведь самого Барбасены почти никогда не бывает в Штатах, так с чего бы могиле его жены оказаться в Южной Флориде?
Майер кивнул:
– Значит, правду говорят, что вы отличный детектив. Ну конечно, это была вовсе не ее могила, а, как вы говорите, декорация. Да, я специально подбрасывал вам эти улики: ненастоящая могила, взятый напрокат автомобиль, который обязательно привел бы вас к человеку по имени Трей Мерли, а в так называемом доме Трея Мерли у меня была прекрасная возможность оставить для вас медицинские карты Сони, Вонды и вашей племянницы.
– Но почему? Вы работаете на братьев Бонита?
Майер молча разглядывал свой бокал с мартини. Затем, одним глотком опустошив его, он бросил деньги на стойку и сказал:
– Что-то здесь становится слишком многолюдно.
Они вышли в вестибюль и, поднявшись по лестнице, попали на открытую веранду, отделенную от ресторана стеклянными дверями. В лицо ударил влажный ароматный воздух. Спускался бархатный вечер. По периметру бассейна зажглись огоньки. Двое малышей, стоя по пояс в воде, с визгом обливали друг друга, молодая женщина в купальнике снисходительно поглядывала на них со стороны. Кроме детей и женщины, рядом с бассейном никого не было.
Они спустились в сад, прошли мимо бассейна и направились к берегу моря. Майер нес свой алюминиевый чемоданчик, который делал его похожим на коммивояжера. Остановившись в совершенно безлюдном месте, он поставил свой чемоданчик между собой и Кроукером.
– А теперь я хочу рассказать вам кое-что, сеньор, и, как говорится в одной испанской пословице, сделаю это от всего сердца, то есть буду абсолютно откровенным с вами... Вот растет ребенок, потом приобретает профессию, выбирает свою карьеру. Хорошо ли, плохо ли, но это его профессия, его карьера. Потом он встречает женщину, в которую влюбляется и женится на ней. Другими словами, это и есть жизнь, ее обычная рутина.
Он вынул сигару.
– А потом вдруг что-то происходит. – Откусив кончик сигары, Майер закурил. – И это что-то столь же неожиданно, сколь и необъяснимо. Он вдруг встречает человека, который, сам того не подозревая, открывает ему совершенно новый, доселе неизвестный ему мир. И вся его прежняя жизнь кажется ему ничтожной и призрачной. Ему кажется, что для него началась новая, таинственная и волшебная жизнь...
Кроукер вспомнил, как Майер снял с пальца обручальное кольцо и бросил его в морской прибой.
– Именно так все и произошло, когда я впервые увидел Рейчел. Она была с этой старой свиньей, Стански, и у меня остановилось сердце. – Майер вдруг взглянул в глаза Кроукера. – Прошу прощения, сеньор, но это не была просто физическая страсть или похоть. Нет, это было гораздо более глубокое и серьезное чувство. Когда я увидел ее и то, что делал с ней Стански, я понял, каким одиноким и брошенным всеми может быть человек. В этот момент я узнал себя в Рейчел. Я вдруг понял, насколько одиноким был в браке... На следующее утро, проснувшись в супружеской постели, я взглянул на женщину, которая лежала рядом со мной, – хорошего происхождения, из богатой и влиятельной семьи... Но я никогда не любил ее и женился на ней только для того, чтобы сделать приятное моему отцу. А потом я вспомнил Рейчел. Она была тем зеркалом, в котором я увидел отражение своей собственной души. Тогда я решил, что должен сделать хоть что-нибудь для ее спасения. В определенном смысле тем самым я хотел спасти и себя самого, вы понимаете меня?
Ну конечно, Кроукер отлично понимал Майера. Он сам испытал нечто подобное, читая дневник Рейчел, – желание защитить ее. Спасти от людей, подобных покойному Дональду, Стански и всех тех, кто хотел бы оказаться на их месте.
– И тогда вы решили сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Продолжая выполнять задания братьев Бонита, вы в то же самое время всячески старались выдать их.
Майер кивнул.
– На следующее утро после того, как я увидел Рейчел в кабинете Стански, я решил попытаться как-то помешать братьям Бонита. Но как? Они чрезвычайно умны и проницательны...
Майер замолчал, глядя на выбиравшихся из бассейна малышей.
– Они использовали Рейчел для того, чтобы вынудить вас убить Барбасену. Ведь они непременно должны остаться вне всяких подозрений, и поэтому выбор пал на вас – человека тренированного и бывалого, кроме того, если вас схватит полиция, то вы не сможете выдать братьев Бонита, даже если захотите.
– Майер, что они сделали с Рейчел?
– Вот этого я не знаю, сеньор, честное слово! – Он пожал плечами. – В любом случае, что сделано, то сделано, и вашей племяннице срочно нужна донорская почка.
Кроукер верил ему. Майер выглядел совсем жалким, несчастным. Похоже, дело обстояло именно так, как и подозревал Кроукер. Владельцами клуба «Разбитая колымага» на Линкольн-роуд были, разумеется, через подставных лиц братья Бонита. Именно в этом клубе у Рейчел случился приступ острой почечной недостаточности, причиной которого, как считалось, была передозировка наркотиков. Но почему это случилось с ней именно там? Что они с ней сделали?
– Теперь, когда я знаю, что вы хотели помешать братьям Бонита, я хотел бы узнать, каким образом вы оказались втянутым в это преступление, – сказал Кроукер.
Майер совсем сник.
– Конечно, не по своему желанию, – едва слышно ответил он. – Год назад или чуть больше ко мне обратился Антонио Бонита, который уже тогда работал на ваше правительство. Он показал мне кое-какие официальные документы, из которых явствовало, что федералы знали обо мне абсолютно все, – кого и
