Над ними, над этим местом словно витал призрак Декстера Шоу; Браво как будто различал его лицо, слышал знакомый голос. Сколько бы усилий ты ни приложил, тебе не изменить прошлого.
Иво Росси, боевой рыцарь, на мощном черно-желтом мотоцикле «БМВ» модели «К-1200-S» приближался к грузовой ветке Седьмой трассы, где недавно проезжали Дженни и Браво. Донателла ехала следом, управляя трехтонной машиной с такой легкостью, словно это была маневренная «хонда-аккорд». Они переговаривались при помощи мобильных телефонов, сжатыми, короткими фразами, в манере, свойственной давно и близко знакомым людям.
— Судя по электронному трекеру в «авиаторе», они сейчас на Тимбер-лейн и едут на запад, — сказал Росси.
— Кладбище. — Донателла всегда была на шаг впереди. Качество, которое так ценил Росси и которое делало ее такой опасной для остальных. Они познакомились, будучи еще почти подростками, и после встречались в бурлящей клоаке глухих закоулков Рима, вместе исследуя неведомый и опасный мир собственной сексуальности. Они были непохожи на остальных. Они выживали, используя невезение окружающих, — впрочем, чаще всего причиной этого невезения являлись они сами.
Мгновение, когда Росси впервые увидел Донателлу, навечно впечаталось в его память. Гибкая, невероятно стройная, она неслась вниз по узкой улочке. Росси стоял возле черного хода продуктового магазина, прикидывая, как бы пробраться внутрь и раздобыть денег или еды, когда из темноты, залитая светом фар преследовавшего ее потрепанного «фиата» выскочила молоденькая девушка. Задыхаясь, незнакомка хватала ртом воздух. В широко раскрытых глазах плескалось отчаяние. Она долго бежала от преследователей, и Росси, даже не видя еще смертной тоски на ее лице, понял, — конец близок. Он перехватил ломик поудобнее и, когда «фиат» поравнялся с ним, нанес удар по ветровому стеклу со стороны водителя. Машина дернулась и запетляла по дороге, точно раненый зверь, проехала вплотную к старинной кирпичной стене, высекая корпусом искры, и наконец остановилась. Водитель выпрыгнул мгновением раньше. Он был одет в длинный черный кожаный плащ и сжимал в руке пистолет. Росси снова размахнулся ломиком и ударил бандита по руке, раздробив ему запястье. Пистолет упал на мостовую, но его хозяин, размахнувшись, здоровой рукой врезал Росси в живот. Иво согнулся пополам, тщетно хватая ртом воздух. Парень в плаще вырвал железный прут из бесчувственных пальцев Росси и, отступив на шаг, замахнулся, собираясь проломить самозваному противнику затылок. Он не успел. Донателла, подобрав с дороги пистолет, направилась в их сторону и, не дрогнув, выпустила в своего преследователя всю обойму.
С тех пор они всегда были вместе, словно близнецы. Вместе они прошли посвящение, вместе тренировались, чтобы стать боевыми рыцарями, чья кровавая миссия была вполне близка им по духу. Часто бывало так, что один из них заканчивал фразу другого. Одни и те же мысли одновременно приходили им в голову. Вдвоем им было легко и удобно, они сообща выслеживали свои жертвы, легко проникая по приказу свыше в самые разные организации. Они всегда выполняли то, о чем их просили, охотно, радостно, с почти набожным благоговением, свято веря в глубокий смысл происходящего. Орден рыцарей святого Клемента заменил им, сиротам, отца и мать.
— Вообще-то это не слишком логично, — сказал Росси. Они мчались на запад. Автобан был набит битком. Рядом неслись грузовики, юркие городские малолитражки и огромные внедорожники. Росси всем существом ощущал, сколько бесконечных возможностей таит в себе дорога. Чувствуя знакомый радостный подъем, он размышлял о том, как много дала ему жизнь в Voire Dei.[5] Теперь он мог не сдерживать природные инстинкты. Им с Донателлой больше не нужно было убегать от закона, они были вне обычной жизни, они стали неуязвимы. Лишь те, кто также принадлежал Voire Dei, могли вычислить их и противостоять им. Но после смерти Декстера Шоу бояться стало некого. Не этой же девицы-стража и ее растяпы-подопечного, в самом деле, ему опасаться…
— Но чего еще от нее ждать, — продолжил он, — учитывая, о чем она невольно думает каждый день и каждую ночь?
— Слабость, предвещающая их скорый конец, — Донателла плавно переключила передачу и нажала на газ. Отправляясь на задание, она чувствовала, как мир раскрывается перед ней, словно цветочный бутон, и была счастлива. В периоды вынужденного безделья Донателла изводила себя воздержанием, мучилась от бессонницы и обкусывала ногти до крови. В такое время она не чувствовала ничего, кроме боли, забывая о существовании любых других ощущений. Но сейчас у нее была цель, и внутри неутомимым пчелиным роем билось желание исполнить миссию. Боли больше не было, не было ничего, что могло бы остановить ее хоть на мгновение.
Дженни и Браво в тишине шагали по кладбищу, — огромному, неподвижному, безмолвному городу мертвых. Их окружали густо растущие деревья. Пахло свежескошенной травой, вербейником и диким луком. В густой тени под кронами старых дубов, боярышника и виргинских сосен травы почти не было. Птицы порхали среди клонящихся к земле тяжелых ветвей. Монотонно жужжали насекомые. Позади остались ворота кладбища Маймонида. Слева, немного южнее, раскинулось более просторное и внушительное Национальное Мемориальное кладбище.
Дженни повела Браво по мощеной дорожке между двумя рядами пустующих каменных мавзолеев. Тускло поблескивающие стены некрополя пестрели пробивавшимися сквозь листву солнечными пятнами.
Внезапно она остановилась, словно обдумывая в последний раз какую-то мысль, а затем повернулась к Браво. Их глаза встретились.
— Послушай, Браво, я должна тебе кое-что рассказать. В доме, где погиб твой отец, была заложена взрывчатка.
Браво почувствовал, как болезненно сжалось что-то внутри.
— Но в полиции считают, что это была утечка газа! — Голова у него закружилась. — Они уверяли меня, что это несчастный случай!
— Все было точно рассчитано. И ты, и полиция должны были поверить именно в эту версию. — Дженни по-прежнему смотрела ему прямо в глаза немигающим взглядом. — Но смерть твоего отца не была случайностью. Декстера Шоу убили.
— Откуда тебе знать? — Браво услышал свой голос: резкий, грубый, почти враждебный. Он не хотел ей верить, нет, не хотел…
— Декстер Шоу входил в Haute Cour. Он был посвященным внутреннего круга, членом Совета, управляющего орденом. За последние пятнадцать дней были убиты пятеро посвященных. Один задохнулся, подавившись рыбьей костью. Второго сбила машина… виновника так и не удалось найти. Третий, случайно или нет, упал с балкона своей квартиры, расположенной на двадцатом этаже. Четвертый… утонул, катаясь на лодке. Твой отец был пятым.
Браво слушал ее с нарастающим ужасом. Ему сразу же живо вспомнился последний разговор с отцом. «Я хочу сделать тебе предложение, — как всегда, Декстер говорил загадочно. — Помнишь, чему ты учился?» Этот обрывок разговора прочно засел у Браво в голове, словно мотылек, пригвожденный булавкой к столу энтомолога. Дженни говорила правду, он это чувствовал. Конечно, она говорила правду. Он сразу понял, с самого начала… Ужас последних дней, смерть отца, слепота сестры, собственная болезнь словно пробудили неведомый инстинкт, унаследованный Браво от Декстера. Он почти воочию видел нависшую над ним опасность, безошибочно чувствуя, что подошел вплотную к разгадке тайны.
Дженни настойчиво тащила Браво все дальше по дорожке, понимая, что сейчас ему необходимо движение, чтобы прийти в себя, — пусть хотя бы прогулка по кладбищу.
— Вдохни полной грудью, Браво, — мягко сказала она, наблюдая за ним. — Дыши как можно глубже, и сразу полегчает.
Браво послушно подчинился. Ему пришла в голову неожиданная мысль: он ведь сейчас полностью в руках Дженни Логан… Впрочем, это и к лучшему, тут же решил он. С того самого момента, как Браво пришел в себя в больнице, его мир изменился навсегда. Волей-неволей ему пришлось это признать. Он очнулся на совершенно незнакомой территории, где растерянно бродил в полном одиночестве — вплоть до сегодняшнего дня. Ему необходима была точка опоры. Что-то, — или кто-то, — чтобы понять, как устроен этот новый мир, о котором он ровным счетом ничего не знал.
— Постой, я хочу кое-что понять, — сказал он. — Минориты-гностики были еретической ветвью ордена францисканцев. Они порвали с традиционалистами, но и поздних толкований Устава святого