движениях и не могла. – Господи, ты – слабак, Джордж. Иначе ты никогда бы пальцем не тронул Ясмин.
– Она спровоцировала меня, черт побери! Она не должна была...
– Избить ее? Спровоцировала избить ее? – изумленно переспросила Дайна. – Боже, Джордж, тебе следовало бы придумать что-нибудь поудачней.
– Я вовсе не обязан отчитываться перед тобой! – взорвался он. – Уж во всяком случае после того, как ты поступила со мной так нечестно. Мое имя должно было стоять над твоим. Да, должно было, ты сама знаешь! – Его голос звучал вызывающе.
– Это картина о Хэтер, – парировала она. – Ты просто устроил демонстрацию силы. Ты рискнул и проиграл. Почему бы тебе не признать это, по-мужски?
– Это мое право, – возразил он. – Я тоже играю главную роль в этом фильме. Дайна покачала головой.
– Ты должен заслужить это право, Джордж. Ты слишком сильно поглощен собой; своими белокурыми рыцарями на конях и заблуждениями относительно терроризма. Я вижу все это так, словно я – это ты.
– Не забывайся, – угрожающим тоном произнес он. Его лицо потемнело. – Я знаю, что делаю. Ты не представляешь, насколько я могу быть опасен. Я нашел себе новых друзей, отдал часть своих денег... – Он вдруг остановился, словно осознав, что сказал слишком много.
– Кому?
– Никому, – отрезал он. – Забудь про это.
– Ну, конечно забуду. – Она вложила в эту фразу ровно столько издевки, сколько было необходимо. – Еще одна твоя фантазия. – Теперь она подобрала ключ к нему.
Он рассмеялся, уже определенно успев взять себя в руки. Однако Дайна знала, что теперь он расскажет ей все.
– Твои слова означают лишь, что ты многого не знаешь, Дайна. О, да. У меня заготовлено немало сюрпризов, – его глаза сузились. – Я знаю, что ты считаешь меня тупым актером, всю жизнь играющим одинаковые роли в одинаковых фильмах, и я должен признать, что раньше это так и было. Раньше, но не теперь. – Дайна видела, что Джордж абсолютно серьезен. Соответствовали его слова действительности или нет она не знала, но не сомневалась, что он сам искренне верит в то, что говорит.
– Кино – это твой мир, – продолжал он. – Ты герметически упакована в него и никогда не выйдешь наружу до тех пор, пока кто-то моложе, симпатичней и талантливей тебя не объявится на авансцене и не произведет достаточное впечатление, чтобы отпихнуть тебя в сторону. Вот тогда ты проснешься и увидишь реальный мир, бурлящий вокруг. Однако тогда уже будет слишком поздно. Жизнь пройдет мимо тебя; ты превратишься в окаменелость, мешок с костями, выброшенный штормом на незнакомый берег. Но я, – он ткнул себя в грудь указательным пальцем, – я уже знаю обо всем этом больше, чем ты, Марион или «Хэтер Дуэлл».
– Видишь ли, это правильная лента. Просто неверен сам подход, выбранная точка зрения на тему. В действительности, Эль-Калаам – герой фильма. Или точнее, он должен был бы им быть. Он не стал таковым, но, – он пожал плечами, – какая разница? Это всего лишь фильм. – Он поднял палец вверх. – Иное дело реальная действительность, там это имеет значение. Там я и работаю всерьез.
Состояние Джорджа казалось Дайне все более опасным, и она уже испугалась не на шутку.
– Что ты имеешь в виду? – осведомилась она. Он улыбнулся ей с таким видом, словно она угодила в западню, к которой он ее подводил все это время.
– Я начал помогать деньгами ООП.
– Ты рехнулся?
– Напротив. – Он улыбнулся ей шире. – Я образумился, как только что сообщил тебе. Подобная перспектива стала реальной для меня благодаря фильму. Я был прав, утверждая, что Эль-Калаам и я – одно и то же лицо. – Он поднял вверх сжатый кулак. – Я чувствую это теперь. У меня есть цель, к которой я стремлюсь.
– Джордж, мне кажется, что ты путаешь фантазию и реальность. Твоя роль не имеет никакого отношения к нормальной жизни.
– О нет. Вот тут ты как раз заблуждаешься... так же, как заблуждается Марион, утверждая, что это благодаря его указаниям я вложил столько сил в работу над картиной. Фильм был важен для меня лишь в том, что он открыл мне глаза. Актерство – занятие для подлецов и шлюх. – Он криво усмехнулся, и Дайна заметила, что он стал вынимать золотые коронки, которые были частью его грима во время съемок. Ей вновь стало не по себе. – Для тебя борьба за свободу – просто абстрактное понятие, знакомое тебе разве что по книжкам. По утрам, помешивая ложечкой кофе, берешь в руки газету и сразу открываешь раздел моды. Что для тебя значат кровь и оружие?
– То же самое, что и для тебя, Джордж.
– О, нет. Ты опять заблуждаешься. Как и во всем, что касается предмета нашей беседы. – Он так широко развел руками, что столпившиеся вокруг покупатели испуганно шарахнулись назад. – Я знаю, что такое кровь и оружие в реальной жизни. Они представляют собой нечто подлинное, в отличие от всего того дерьма, которым ты занимаешься.
Дайна молча смотрела на него, чувствуя легкую дрожь во всем теле. Алекс, прикоснувшись к ее плечу, сказал ей на ухо: «Мне кажется, мадам, нам лучше уйти отсюда».
Однако отнюдь не Джордж внушал ей постоянный страх. Нет, Рубенс. Или скорее, ее любовь к нему. Как она могла любить человека, столь хладнокровно отдавшему приказ убить себе подобного? Рубенс утверждал, что Эшли сам сделал подобную развязку неизбежной. А Мейер? Что сказал бы он?
Глядя на проносящийся за застекленными стеклами лимузина Лос-Анджелес, Дайна была уверена, что она знает ответ на этот вопрос. В прежние времена он согласился бы с решением Рубенса, и возможно ему даже случилось объяснять подобным образом собственные действия. Однако теперь, Дайна не сомневалась, он нашел бы иной способ уладить ситуацию.
«Возможно, – рассуждала она про себя, – Мейер даже знал о намечающемся убийстве Эшли. Может быть именно поэтому он выбрал соответствующий момент для встречи с ней. У нее похолодело на сердце от
