полагаете, что я что-то вам должен, вы глубоко ошибаетесь. Я - член сената Соединенных Штатов! - Он улыбнулся. Его собственный голос, решительный и резкий, успокоил его. - Вы мне ничего не можете сделать! - Он кивнул и направился к бару. - Кто вы такой? Вы всего лишь бесплотный голос. Никто. - В баре у сенатора хранился никелированный пистолет 22 калибра, была у него и лицензия на ношение оружия. Если он сможет достать пистолет, противник запросит пощады. - Вы ничего не посмеете сделать, - он почти приблизился к бару. - Взгляните правде в глаза и отступитесь. - Ладонь сенатора скользнула по шершавой поверхности стойки. - Обещаю, что забуду о вашем приходе.
И тут сенатор Берки вновь замер, будто на что-то натолкнувшись. Глаза его широко распахнулись. Пространство перед ним словно бы разорвалось, а затем взвизгнуло, будто тысячи зверюшек разом взвыли от боли. Он с усилием глотнул воздух и упал на спину, потому что в грудь ему ударила волна чудовищной силы.
- Vous niez la vie6.
- Что?.. - успел он произнести, и сразу же свет и тени комнаты завертелись с невероятной быстротой.
И сама тень вдруг ожила, словно в кошмарном сне. Сенатор попробовал двинуться, но вновь раздался этот ужасный пронизывающий звук. Звук припечатал его к стойке бара, и он увидел, как приближается смерть.
Он попытался закричать, но голосовые связки были парализованы, а тень подползала все ближе и ближе, и от ужаса сенатор испачкал брюки.
На него глядели глаза, сверкающие, как огромные алмазы, нечеловеческие глаза смерти. В полосе света тень приняла чьи-то очертания, она надвигалась.
Чудовищный звук рос, он пожирал мозг. Сенатор выбросил вперед руки, обороняясь, и стакан с виски полетел к дивану, роняя блестящие, похожие на слезы, капли. Сенатор прижал ладони к ушам, безуспешно пытаясь отгородиться от звука.
Сгусток тьмы - последний в его жизни световой эффект - был уже прямо над ним, и кулак нападающего под особым углом и с особой мощью обрушился на его нос, и переносица, словно снаряд, пронзила мозг.
Неведомая сила оторвала сенатора от пола. Сила, которую он не смог бы понять, даже если бы был жив.
Что Трейси сильнее всего запомнилось из той ночи, так это звук Мойриного голоса. Она разбудила его, позвонив из каменного особняка губернатора.
- Боже мой, он умер! Кажется, он действительно умер!
От ее голоса у Трейси побежали по спине мурашки. Он быстро оделся и помчался в особняк.
Тело Джона лежало на диване. Одна нога свесилась, ступня приросла к полу, словно он собирался встать именно с этой ноги.
Джон был абсолютно нагим и страшно белым, лишь левая сторона грудной клетки, шея и лицо казались багровыми.
Трейси встал на колени перед телом друга и протянул руку, чтобы коснуться похолодевшей плоти. Лицо было лицом мертвеца - Трейси видел такие лица в Юго-Восточной Азии. Белые, вьетнамцы, китайцы, камбоджийцы - неважно. Внезапная смерть оставляла на всех лицах один и тот же отпечаток.
Трейси невольно задержал дыхание. Он никогда не сомневался в достоинствах Мойры - это была блестящая женщина, не склонная ни к истерике, ни к преувеличениям. Но физическое, реальное подтверждение того, что между нею и Джоном было, удирало его в лицо, словно внезапно распахнувшаяся тяжелая дверь. Значит, вот как... Господи, а ведь у них с Джоном были общие мечты. Когда-то были! И вот ушли все эти мечты. Ушли прочь.
Он повернулся к Мойре. Она глядела в сторону, словно не могла себя заставить взглянуть на мертвое тело Джона. Похоже, у Джона случился сердечный приступ - все признаки говорили об этом. Но он хотел, чтобы Мойра сама рассказала ему о том, что произошло.
Трейси прошел через комнату и уселся в кресло напротив нее. Взял ее за руку.
- Мойра, - мягко позвал он. - Ты должна рассказать мне все.
Она молча смотрела в пол. Он видел лишь ее длинные ресницы, веки покраснели. Он знал, что через несколько мгновений она отреагирует на его вопрос. Надо было звонить в полицию, и чем скорее, тем лучше. Медицинские эксперты установят приблизительное время смерти, начнется расследование. Первый вопрос, который зададут детективы, будет следующим: почему между смертью губернатора и звонком в полицию прошел час?
Он попытался действовать иначе:
- Мойра, если ты не поможешь мне сейчас, я не смогу помочь тебе впоследствии.
Она резко вскинула голову, и он увидел эти сверкающие зеленые глаза, тонкий нос, полные губы, высокие скулы.
- Что ты имеешь в виду? - голос у нее был напряженный, он видел, что всю ее трясет.
- Ты прекрасно понимаешь, - он старался говорить негромко, убедительно. Я должен знать, Мойра. Сейчас я должен позвонить в полицию. Каждая минута промедления работает против нас. Ты обязана мне рассказать.
- Хорошо, - это прозвучало как сигнал о капитуляции. - Он... Ну, мы... Голос ее прервался, и Трейси почувствовал, как длинные худые пальцы сжали ему руку, - Мы... Мы занимались любовью... Второй раз за вечер. - Она с вызовом глянула ему в глаза, но Трейси сидел молча, и она, почувствовав, что с его стороны ей ничего не угрожает, продолжала: - Мы часто... занимались этим. Джону нужен был секс. Трейси, ты понимаешь меня?
- Да, Мойра, понимаю.
Лицо ее сморщилось от боли:
- Это случилось под конец... Глаза у меня были закрыты. Сначала я подумала, что он... что он кончил, - она зажмурилась, ноздри ее затрепетали. Но потом что-то... я не знаю, что... заставило меня открыть глаза.
- Что именно, Мойра? Ты кого-то увидела?
- Это было похоже на пробуждение после кошмара. Ты чувствуешь чье-то присутствие, оглядываешь спальню, но никого нет... Я взглянула ему в лицо, и, Трейс, мне показалось, что я все еще во сне, внутри кошмара. Он стал белый, как бумага, а губы потемнели, раскрылись. И он скрипел зубами... О, Боже, он был в этот момент похож на зверя! - И тут она зарыдала, а Трейси принялся гладить ее, обняв за плечи и бормоча слова утешения, которые, как он знал, не имели никакого смысла.
- Но тогда я думала не о том, как он выглядит, - шептала Мойра. - Я просто держала его, как ребенка, целовала его щеки, веки, этот полуоткрытый рот. Я звала его снова и снова. Но он был мертв, Трейс. Мертв, - она в отчаянии прижалась к нему. - Я больше никогда не услышу его голоса. Никогда не почувствую его ласковых рук.
И при этих словах Трейси дрогнул. Он очень хотел ее успокоить, он прекрасно осознавал, что она потеряла. Но что мог поделать? Он ненавидел себя за то, что должен был сейчас ей сказать. Но выбора не было. Она должна пройти через это. И он произнес мягким спокойным голосом, по-прежнему обнимая ее за плечи:
- Тебе надо остаться здесь. Ты понимаешь?
- Но ты же останешься со мной? - она искательно заглядывала ему в глаза. Останешься?
Он покачал головой:
- Нет, Мойра. Я не могу. Так нельзя. А то они поймут, что прежде чем звонить в полицию, ты звонила кому-то еще. Я не могу позволить, чтобы тебя заподозрили во лжи или в том, будто бы ты кого-то покрываешь. Самое тяжелое первые две недели. Потом все затихнет.
- Трейс, я не могу здесь оставаться. Я не выдержу.
- Ты и не останешься. У меня есть жилье в графстве Бакс, неподалеку от Нью-Хоупа. Я дам тебе ключи и отвезу тебя туда завтра утром. Пересидишь там. У тебя есть деньги?
Она кивнула.
- О`кей. Теперь мне надо идти, а ты подожди минут пять, и звони. Ты знаешь, что сказать и как сказать, - Мойра снова кивнула, и впервые после ее звонка он подумал, что, может, все еще и обойдется. - Хорошо. А теперь помоги мне одеть губернатора.
Свист перематываемой магнитофонной ленты из
