расскажи нам, зачем ты здесь. — Он снова легонько сжал пальцы, и Гао, издав глубокий, пронзительный крик, весь съежился, точно стараясь уменьшиться в размерах.
— Я знаю тебя, — тихо промолвил ему на ухо Джейк. — Я знаю, что ты работаешь на сэра Джона Блустоуна. Мне известно и кто такой Блустоун. Кто же ты в таком случае?
— Коммунист, — ответил Белоглазый Гао, с ужасом глядя на своего мучителя.
— Очень хорошо. И какое же дело может быть у коммуниста к Напруди Луже?
— Он... — Гао запнулся, поперхнувшись собственной кровью. — Он был всего лишь рупором, через который Блустоун распространял известия о неприятностях в “Южноазиатской”.
— А ты был у Блустоуна на побегушках?
—Да.
— Ну и Маккена, разумеется, ничего не подозревал?
— Подозревал? Он полагал, что я из какой-нибудь триады.
— Значит, за хищением средств из “Южноазиатской” стоит Блустоун.
— Конечно.
— Кто еще участвовал в дело?
— Не знаю.
Резко развернув Гао, Джейк с силой дернул его за шиворот, заставив вытянуться в струнку.
— Слушай, ты, вонючий кусок коровьего дерьма, — угрожающе протянул он. — Мой отец погиб. Вот в эту леди стреляли. На меня самого устроили настоящую охоту по всем закоулкам отсюда до Китая.
— Джейк, я думаю, с него хватит, — рассудительно промолвила Блисс.
— Нет, не хватит, — отрезал Джейк с такой яростью, что она испугалась. Затем, повернувшись к Белоглазому Гао, он рявкнул: — Говори все, что тебе известно.
— Я уже сказал тебе... а-а-а! — Поднатужившись, он изверг из себя целый поток рвоты после удара Джейка, пришедшегося ему в печень.
— Джейк, — Блисс положила руку на плечо возлюбленному. — Может быть, он говорит правду.
— Послушай ее, — выдавил из себя Гао, стоявший на коленях, прижимаясь лбом к ковру. — Во имя Будды, чего тебе нужно от меня?
— Ты умеешь держать язык за зубами, — заметил Джейк, наклоняясь к нему. — Я хочу знать, кто тебя готовил.
— Блустоун.
Джейк перевел взгляд на Блисс.
— У него один и тот же ответ на все вопросы. — Заметив особое выражение на ее лице и то, как она покачала головой, он понял, что не ошибся. Гао говорил неправду.
— Черт возьми! Каковы вопросы — таковы и ответы! — произнес тот, не поднимаясь с пола.
— Чувствуется рука мастера, — необычайно серьезно промолвил Джейк, обращаясь к Блисс. — Говорю тебе, его готовил настоящий мастер, знаток своего дела.
Оставив скорчившегося на поду китайца под присмотром Блисс, он отправился на кухню. Порывшись там некоторое время в ящиках, он вернулся в комнату с маленьким ножом в руках. Наклонившись над Белоглазым Гао, он ухватил того за влажные от пота волосы и оттянул его голову назад.
— Поскольку ты умеешь держать язык за зубами, нам, похоже, следует лишить тебя возможности пользоваться своим талантом, — сказал он.
— Чт-то ты задумал?
Джейк мрачно усмехнулся, глядя на побелевшую физиономию Гао. Его усмешка была свирепой и беспощадной.
— У тебя многовато зубов, так что я решил подсократить их количество, выдергивая их один за другим.
— О господи! Ты сошел с ума! — Белоглазый Гао, точно завороженный, не сводил взгляда со сверкающего острия на конце лезвия ножа. Затем он хитровато, по-лисьи улыбнулся. — Отличная работа. Просто великолепная. Знаешь, я чуть было не наделал в штаны с перепугу. Но я знаю, что ты не станешь...
— Нет, Джейк. Ради всемогущего Будды — стану!.. Белоглазый Гао заверещал не своим голосом, когда Джейк погрузил нож в мягкую ткань десны нижней челюсти. Царапая эмаль, он повернул лезвие и, поддев один из зубов, вытащил его из гнезда.
— Джейк, какой бес вселился в тебя?
Из образовавшейся дырки хлынула кровь. Белоглазый Гао захрипел, давясь и издавая булькающие звуки. Он принялся бить себя самого кулаками по голове, чтобы остановить боль.
— О-о-о! — стонал он. — Он не говорил мне, что будет такое.
— Кто не говорил? — Джейк приблизил свое лицо к нему.
— Он не говорил, что мне будет больно. Что я... О Будда, мне так больно!
— Представь, что ты почувствуешь, когда я доберусь до верхней челюсти, — заметил Джейк, снова поднося нож ко рту Гао.
— Черт побери! Нет, только не это!
Извиваясь ужом, китаец попытался отползти в сторону, но Джейк крепко держал его.
Слезы катились по лицу Белоглазого Гао. Он выплюнул большой сгусток крови.
— Это не стоит таких мучений! Нет!
— Тебя готовил не Блустоун, это же очевидно, — Джейк сделал паузу. — Тогда кто же? Даниэла Воркута?
— Вонючая баба? — презрительно отозвался Белоглазый Гао. — О Будда, нет, конечно. — От внезапного прилива гордости у него даже перестали течь слезы. — Я был учеником у Чень Чжу.
Джейк расхохотался.
— Об этом старом ублюдке ходит больше легенд, чем о любом другом человеке, о котором я когда-либо слышал. Ладно, посмеялись, и хватит. Теперь выкладывай правду.
— Я сказал правду! Неужели, во имя Будды, ты думаешь, мне хочется, чтобы это повторилось еще раз?
— Ну-ну, перестань. Легко говорить про Чень Чжу, зная, что он давным-давно мертв.
— Мертв? — Теперь наступил черед смеяться Белоглазому Гао. — Как ты думаешь, кто все это затеял? Блустоун? — Он снова плюнул. — Этот
Джейк схватил Гао за ворот куртки, ставший жестким и вонючим от засохшей крови. Его пальцы побелели от напряжения, потому что Блисс, способная безошибочно отличить ложь от правды, вновь подала ему безмолвный сигнал.
— Повтори, что ты сказал, — задыхаясь, он обратился к Белоглазому Гао.
— Я сказал, — ответил тог, — что если Чень Чжу мертв, значит, мне довелось встретиться лицом к лицу с привидением.
В Бирме, как, впрочем, и во многих местах за ее пределами, считалось и считается, что в Мандалае, “Золотом городе”, находится центр Вселенной. По крайней мере, он образовывался вокруг королевского дворца, построенного в 1857 году королем Бирмы Миндоном целиком из древесины тикового дерева на склоне якобы той самой горы Меру, что занимает центральное место в брамино-буддистской космологии.
По бирманским меркам Мандалай, чей возраст едва перевалил вековую отметину, считался молодым городом. И тем не менее, расположенный на берегу северного рукава Ираваты, он быстро превратился в крупнейший торговый центр. Он находился в окружении обширных рисовых плантаций, однако, против ожиданий, на улицах его часто царила такая засуха, что облака пыли, тянувшиеся хвостами за разношерстными автомобилями допотопных марок, часто окрашивали небо в коричнево-желтоватый цвет.
В сердце каждого бирманца окутанный ореолом волшебной тайны Мандалай занимает особое место. Легенда гласит, что именно сюда некогда совершил путешествие сам Гаутама Будда, чтобы объявить, что
