— Сегодня я всего лишь посланец. Гонец, доставивший худые вести. Ты станешь слушать то, что я буду рассказывать?
— Ладно.
Треноди наклонился вперед. Отблески фейерверка окрашивали его лицо в розоватые и золотистые тона. Разноцветные пятна ползли по его щекам, точно намокший грим.
— Я имел в виду слушать всерьез, Тони, до конца, пусть и весьма горького. Слушать, даже если кое-что из этого ты предпочел бы не слышать никогда. Вспомни, ведь я был твоим начальником и не раз помогал тебе выпутываться из какой-нибудь заварушки. Мне всегда удавалось сохранить твою шкуру в неприкосновенности. И это относится не только к тебе, но и к другим моим ребятам: я всегда делаю все, чтобы спасти их шкуры.
— Но не душу, — возразил Симбал, сознававший, однако, правоту Треноди. Тот действительно всегда ставил на первое место своих людей. Ему не раз доставалось от самодовольных тупиц и пройдох, занимавших высокие кресла, однако его подчиненные зачастую даже не узнавали об этом. Подобный подход был редкостью. Большинство начальников всевозможных спецслужб думало лишь об успехе операций, мало заботясь о своих людях. — Ты забыл, что теперь я работаю на Роджера Донована?
— Верно. На Донована. Твоего старого приятеля со времен колледжа.
— Ты полагаешь, что он предложил мне работу только из-за нашей былой дружбы? — Симбал внимательно взглянул на собеседника.
— Господи, нет, конечно. Однако это обстоятельство наверняка сыграло свою роль. И, возможно, ключевую. Я думаю, Донован верит, что в трудные моменты ты всегда окажешься на его стороне, что бы ни случилось.
— Только потому, что мы вместе росли и учились?
— Не стоит недооценивать личную связь, Тони. Вы вместе выполняли все обряды и ритуалы юности. Такие вещи всегда остаются в памяти, и через них бывает трудно перешагнуть.
— До сих пор ты еще ни словом не обмолвился о Каррене и Беннетте.
— Я благодарен тебе, Тони. Благодаря тебе нам удалось найти их. Ты ведь настоящий рыцарь. Я знал, как ты воспримешь известие о смерти Каррена.
— И тебе было наплевать, как оно подействует на Монику?
— Поверь, Тони, для нее самой гораздо лучше думать, что Каррен мертв, нежели знать истинное положение вещей.
— Тебе доставляет удовольствие изображать из себя Господа Бога?
Треноди пропустил это замечание мимо ушей.
— Я знал, что стоит мне заинтересовать тебя, как ты с головой уйдешь в дело. Ты почти тотчас же вышел на Беннетта, чему, по правде сказать, я даже не очень удивился. Ведь ты всегда был лучшим из моих бульдогов, Тони. Мне нередко приходилось оттаскивать тебя от жертвы.
— Я не только нашел их обоих, Макс, — сказал Симбал. — Я знаю, что Каррен с Беннеттом участвуют в деле, слишком крутом не только для УБРН, но даже и для Куорри. Мне попали в руки некоторые факты, но пока из них нельзя сделать конкретных выводов. Перед смертью Бегунок Йи успел поделиться со мной кое- какой информацией. Он заявил, что
— Все, что я знаю, ты уже слышал от меня, — ответил Треноди. — Мне пришлось серьезно попотеть, прежде чем я получил добро на этот разговор с тобой. Черт знает сколько...
— Значит, Каррен и Беннетт тут ни при чем, — перебил его Симбал. — С самого начала речь шла не о них.
— Да нет, сначала речь шла именно о них. Однако Каррен и Беннетт — одно дело, а Роджер Донован — совсем другое.
— Кто должен был дать тебе добро на этот разговор? — поинтересовался Симбал.
— Президент.
— Президент чего?
— Соединенных Штатов, — со вздохом ответил Треноди. — Инициатива исходила с самого верха, Тони.
Симбал с изумлением уставился на своего прежнего шефа.
— Что тебя связывает с президентом Соединенных Штатов, за исключением тех случаев, когда ты на закрытых церемониях получаешь из его рук медали для своих агентов?
— Теперь я работаю на него. На полставки. Вот почему я могу распоряжаться людьми из АНОГ вроде Мартина. Я как бы частично уволен из УБРН.
— Когда это случилось? — скептически осведомился Симбал.
— Примерно месяц спустя после смерти Генри Вундермана. Неужели ты полагаешь, что подобное событие могло не повлечь за собой определенных последствий? Каких, нетрудно догадаться.
— А как же УБРН?
— Я по-прежнему контролирую своих людей и операции, в которых они участвуют. Впрочем, я не скрываю от них тот факт, что готовлю себе на смену Боксера.
— Дэвида Боксера?
— Да. Ты его знаешь, конечно же.
— Он осведомлен обо всем?
— Он знает, что мои враги порекомендовали мне вести более спокойную жизнь и поменьше работать. Он исключительно заботлив по отношению ко мне. Да и вообще он хороший парень. Так что я спокоен, передавая ему в руки свое хозяйство.
Симбал наблюдал за игрой цветных пятен света на лице Треноди. Ему всегда было интересно посмотреть на то, как будет выглядеть мир, перевернувшись вверх тормашками. То, что сейчас творилось у него на глазах, совершенно не напоминало картины, которые он рисовал в своем воображении.
— Послушай, Макс, что происходит? Зачем ты явился сюда?
— Погоди, не спеши, Тони. Сейчас я все расскажу. Только я думаю, что тебе прежде надо узнать, что президент не проявил особой радости, когда я предложил твою кандидатуру для этого дела.
— Почему?
— Все потому же. Ты и Донован, как я уже говорил, старые друзья. Вас водой не разольешь.
— Стало быть, дело касается Донована?
— Я возразил президенту, что в данном случае этот фактор может сыграть в нашу пользу. Я сказал ему, что готов поставить на тебя, Тони. На твой ум, на твою честность, твое чувство справедливости. Ты всегда казался мне паладином, который верхом на белом коне вступает в схватку не ради денег или удовольствия. Я не знаю человека, который мог бы лучше тебя справиться с врагом. — Он сделал многозначительную паузу. — Все зависит оттого, кто он такой.
— Я вижу, тебе удалось убедить его.
— Я лучше президента разбираюсь в этих вопросах. Кроме того, ответственность за успех дела целиком лежит на мне.
Внизу, у подножия холма, расстилалась квадратная площадка, освещенная по периметру. На ней голые по пояс подростки играли в
— К чему, черт побери, ты клонишь, Макс?
— Я полагаю, что твой шеф, Роджер Донован, работает на другую сторону.
На площадке один из ребят, владевший мячом, совершил ошибку, выйдя за пределы шестиметрового круга, начерченного на земле, и потеряв тем самым драгоценные очки. Очки также снимались в том случае, если игрок позволял мячу коснуться земли. Начислялись же они в зависимости от сложности ударов, выполняемых играющими.
Симбалу стало жалко паренька, допустившего ошибку. Игра была близка к завершению, и, совершив
