Не дожидаясь, пока его попросят, Хуайшань Хан развел огонь, предварительно расчистив кусочек земли. Вскоре оба китайца уже поджаривали зайца на сделанном на скорую руку вертеле. Капли жира, стекая в огонь, взрывались с треском и шипением. Восхитительный запах готовящегося мяса разливался в воздухе.
Дэвис не мог разделить с ними это удовольствие: он видел лишь перед собой тусклые, остекленевшие глаза зверька и потому предпочел ограничиться табаком.
Чжилинь и Хуайшань Хан, по-братски разделив нежное, сочное мясо, были, казалось, всецело поглощены трапезой. Во всяком случае, пока она не закончилась, они не проронили ни слова. Дэвис, также молчавший все это время, с изумлением увидел, что они уничтожили все подчистую. Даже внутренности и те были запечены в углях и съедены на закуску.
— Наверное, вас интересует, зачем я пригласил на нашу встречу Хуайшань Хана, — сказал наконец Дэвис, когда его спутники завершили свой обед.
Чжилинь промолчал в ответ. Он знал, что пустые слова являются признаком глупости.
— Мы, то есть он и я, хотели бы узнать, не захотите ли вы обдумать предложение... — Дэвис откашлялся, прочищая горло. Он пристально изучал сияющие носы собственных ботинок, — ...перейти, э-э- э... на нашу сторону.
Другой, “идеологически выдержанный” человек на его месте наверняка взорвался бы от возмущения, переполняемый праведным гневом. Чжилинь же просто внимательно посмотрел на собеседников, чувствуя, что здесь дело нечисто. В их тактике ощущалось едва заметное противоречие, и это настораживало его.
— Насколько я понимаю, — осторожно начал он, — говоря о “нашей” стороне, вы имеете в виду националистов?
— И американцев, которые поддерживают их. Чжилинь кивнул.
— О, мистер Дэвис. Мы уже успели в достаточной мере удостовериться в вашем патриотизме. Дэвис смущенно улыбнулся.
— Неужели это так заметно?
— Словно горящий факел во мраке ночи. — Чжилинь даже не постарался скрыть своей иронии. — Однако в вашем неумении скрывать свои чувства есть нечто забавное и даже милое. Надеюсь, что хотя бы это не подвергнется разрушительному воздействию войны и времени.
— Все эти замечания весьма любопытны, — возразил Хуайшань Хан, — но вы так и не ответили на наш вопрос, товарищ.
Чжилинь посмотрел прямо в глаза подполковнику.
— Только лишь потому, что не воспринял его всерьез. Кроме того, я ни за что на свете не поверю, будто это и впрямь “ваш” вопрос. Мистеру Дэвису такая глупость просто не могла прийти в голову.
Чжилинь уже почувствовал напряжение, охватившее Хуайшань Хана, и подумал:
— Но, любезный сударь, — ответил Чжилинь на том же диалекте, — вы уже получили его. Мне скорей пришло бы в голову наложить на себя руки, чем присоединиться к националистическим силам. Весь Китай находится в подвешенном состоянии. Его будущее и благополучие — вот что является главным для меня. Вы же предлагаете мне предать не столько Мао тон ши, сколько сам Китай.
Хуайшань Хан, внимательно изучавший лицо Чжилиня, быстро кивнул, словно окончательно удостоверившись в чем-то. Последнее казалось тем более вероятным, что, как ни странно, кивок был адресован Россу Дэвису.
— Ну что ж — вздохнул американец, приступая к уборке остатков ленча. — Мне думается, нам пора назад в Чунцин.
На дворе была глубокая ночь. Чжилинь крепко спал и слышал во сне завывающие голоса духов его соотечественников, погибших от рук
Капли дождя хлестали по окнам. Звук повторился, срывая с Чжилиня остатки прозрачного покрывала сна. Бамбуковые ставни задребезжали. Возле них виднелась тень. Высокая, угловатая, она застыла возле закрытой двери. Тень, которой там не должно было быть.
Чжилинь задышал ровней и глубже, возвращаясь на
Прислушавшись, он различил звуки дыхания, своего и чужого, к которым примешивался шум грозы. Короткая вспышка молнии, и могучий раскат грома загрохотал в ночном небе.
В это короткое мгновение Чжилинь понял, что не ошибся, доверившись хрустальному пути. В его комнате был не кто иной, как Хуайшань Хан!
Чжилинь вспомнил беспокойное напряжение подполковника во время их беседы на поляне. Сосредоточенное выражение, застывшее в его глазах.
Соскользнув с постели, он мысленно приготовился к поединку. Он не испытывал желания нападать первым, но твердо решил защищаться до конца.
— Ши тон ши.
Дождь оглушительно барабанил по стеклам.
— Ши тон ши!
Ставни тряслись под ударами ветра.
— Я здесь. — Подав голос, он тут же переместился на несколько шагов в сторону, но Хуайшань Хан никак не проявил свои агрессивные намерения, если даже они у него и были.
— Я должен поговорить с вами.
— Вы выбрали для этого весьма странный и бесцеремонный способ.
— На войне между нами также не принято придерживаться церемоний.
— Это правда, — признался Чжилинь. — Говорите то, зачем пришли. Сейчас я зажгу свет.
—Нет!
Голос незваного гостя звучал так настойчиво, что Чжилинь замер на месте.
— Прошу вас, не зажигайте света. Никто не должен даже заподозрить, что я приходил к вам.
— Простите мою недоверчивость, Хуайшань Хан, — промолвил Чжилинь, взвешивая каждое слово, — но вы отъявленный националист. Вчера вы совершенно ясно подтвердили это. Более того, вы старались склонить меня на свою сторону, убеждая предать дело, во имя которого я пожертвовал всем, что у меня было в жизни. Проще говоря, вы мой враг. Поэтому объясните мне, если сможете, почему я должен хранить в тайне ваши действия, а не сообщить о них тотчас же моему и вашему руководству.
— Потому, — ответил Хуайшань Хан пронзительным шепотом, — что мое руководство приговорило вас к смерти.
В комнате повисло жутковатое молчание, нарушенное лишь отдаленными раскатами грома.
— Объяснитесь.
— Я скажу все, что знаю, но вы должны пообещать не зажигать света.
— Ладно.
— Чану каким-то образом удалось мельком увидеть вас.
Сердце Чжилиня учащенно забилось при этих словах.
— Он все еще помнит, — продолжал Хуайшань Хан, — о гибели своих людей от рук человека, чьей женой была помощница Сунь Ятсена. Он не забыл про устроенную по его приказу охоту за головой того человека и то, что она оказалась безрезультатной. Теперь он решил, что ваш час пробил. Он прикончит вас здесь.
— Ерунда! — в глубине души Чжилинь испытывал гораздо меньшую уверенность, чем хотел показать. — Сейчас в деле замешана большая политика. На кон поставлена судьба Китая. Если Чан и Мао договорятся между собой, коалиция...
— Коалиции не будет, — прошипел Хуайшань Хан. — Это я могу вам гарантировать.