Шань

смысла убеждать вас в том, что в Гонконге вода является страшным дефицитом. Овладев Камсангом, мы тем самым станем у вентиля и сможем по сути начать диктовать цену на воду.

В наступившей паузе сэр Байрон переваривал все только что услышанное. Наконец он кивнул.

— Я удовлетворен, — промолвил он, — и передам свои рекомендации другим.

— Отлично, — Блустоун поднялся, поскольку было очевидно, что тема разговора исчерпана.

Тай-пэнипожали друг другу руки, и Нолин-Келли вышел из комнаты. Когда дверь за ним затворилась, Блустоун повернулся к Белоглазому Гао.

— Как ты полагаешь, он поверил мне?

— О Будда, конечно. Потому что именно в это ему и хотелось поверить. То же самое касается и остальных. В их собственных интересах поверить вам. Откуда им знать, что мы стремимся овладеть Камсангом ради чего-то большего, чем какое-то опреснение воды. — Белоглазый Гао фыркнул, — Стоит лишь заглянуть ему в глаза, чтобы убедиться, что он уже ослеплен мечтой о том, как вы выложите ему на блюдечке деньги и власть.

Блустоун, усевшись в кресло, развернул его так, что ваза оказалась перед его глазами.

— Интересно, — пробормотал он, — что сказал бы наш добрый друг сэр Байрон, если бы узнал, что своими капиталами оказывает финансовую поддержку укреплению позиций Советского Союза в Гонконге?

* * *

С серого неба над Москвой вместо снега сыпал мелкий дождь. Впрочем, это вносило в жизнь советской столицы хоть какое-то разнообразие, а заодно означало приближение конца опостылевшей зимы. Даниэла Воркута и Михаил Карелин сидели в планетарии, куда приехали вместе с делегацией высокопоставленных гостей из-за рубежа. Во время сеанса у них возникло ощущение, что они частички космической пыли, плывущей в безвоздушном пространстве. Расстояние, отделявшее их от голубой планеты, сонно ползущей по своей орбите вокруг Солнца, было настолько велико, что на нем не чувствовалось ни напряжения, ни боли, ни тревог — вечных спутников жизни на земле. Вечному и бесконечному космосу неизвестно, что такое беспокойство.

Спустившись, однако, на грешную землю, Даниэла вспомнила про не дававшего ей покоя ни днем, ни ночью Малюту. Время, отпущенное им ей, подходило к концу. Она предпринимала отчаянные усилия, делая за его спиной все возможное и невозможное. Больше всего Даниэлу страшила мысль, что он пронюхает об операции с участием Блустоуна и возьмет ее под свой контроль. Теперь, узнав наконец подлинный размах йуань-хуаня,она поняла, почему Ши Чжилинь шел на все, стараясь утаить от нее масштабы своей деятельности.

Митра, он же Блустоун, сумел-таки пробиться сквозь, казалось, непроницаемую завесу. Больше не оставалось сомнений: между группами в Пекине и Гонконге существует такая связь. Сама мысль о размерах политического и экономического колосса, созданного трудами чуть ли не одной пары рук, поражала воображение. Теперь Даниэла отчетливо сознавала, что мало просто внедриться в йуань- хуань.Ей следовало либо установить над ним полный контроль, либо уничтожить.

Она знала, что стоит только Малюте добраться до информации, сообщенной Митрой в последних донесениях, как тут же оправдаются ее худшие опасения: руководство всей китайской операцией перейдет к нему. Этого Даниэла допустить не могла. Но как было одолеть человека, внушавшего ей такой ужас? Его досье было чистым, как девственный снег.

— Откуда они взялись? — спросил Карелин, проводя пальцем вдоль глубоких складок, залегших у ее переносицы. — Из-за Малюты?

Она кивнула.

— Я боюсь, что он уничтожит нас, Михаил, Мы оба попались в его капкан. Ты не можешь обратиться к Геначеву. Принимая во внимание его щепетильность в вопросах личной морали, это закончится для нас катастрофой. Что если Малюта станет угрожать тем, что сообщит ему все?

Карелин беспокойно поежился.

— Но ведь он еще не пытался это сделать, не так ли?

— Да, — согласилась Даниэла. — Но только потому, что я ему пока нужна. Кто знает, может, у него найдется дело и для тебя.

Комета с огненным красно-зеленым хвостом, описав дугу в черном космосе, скрылась где-то слева от Даниэлы. Яркая вспышка на мгновение выхватила из полумрака ее щеку. У Карелина вдруг екнуло сердце. Он не мог отвести глаз от Даниэлы. Когда она была рядом с ним, он ощущал страстное желание обладать ею, которое никогда не пропадало.

— Может быть, ты мне чего-то не рассказываешь, Данюшка?

— Он сделал из меня козла отпущения, — хрипло прошептала она. — Я должна выполнять все его указания, действуя от своего имени. Если что-нибудь выйдет не так, отдуваться придется мне, а он окажется в стороне.

— Чего конкретно он хочет от тебя?

Они добрались до опасной черты, вдоль которой Даниэла мысленно бродила весь день, будучи не в силах переступить ее. Теперь, когда Карелин сам задал вопрос, она не знала, что предпринять. Несомненно, проще всего было рассказать ему обо всем. Даниэла ужасно устала от раскинутых Малютой сетей, в которых она окончательно запуталась. Каждая новая ложь обессиливала ее еще больше. Она походила на человека с прогрессирующей болезнью, удаляющегося с каждым днем все дальше и дальше от окружающего мира. Даниэла была больна и не знала, существует ли средство, способное исцелить ее от недуга.

Она продолжала колебаться и молчать. Глядя на нее, Карелин вновь вспомнил Цирцею: он чувствовал, что эта необычная, удивительная женщина, сидящая рядом с ним, совершенно околдовала его, словно напоив каким-то волшебным зельем. С самого начала он сознавал, что их связь безрассудна и, хуже того, опасна. Но тем не менее он не уклонился от нее. Его душа, его сознание раскололись на две половины. Одна из них благоразумно выступала против романа с Даниэлой, а другая же, презрев все тревоги и страхи, была за.

Бледный, синеватый свет Юпитера падал на лицо Даниэлы. Карелин подумал, что такую картину можно наблюдать лишь на лесной поляне в ясную летнюю ночь, когда лунный свет мягко струится сквозь густую листву. Он вдруг вспомнил, как полгода назад, получив торопливую радиограмму, он почувствовал, что пропал. В депеше стояло всего одно лишь слово: Селена.Это был сигнал бедствия. Селена. Богиня луны. Не потому ли сейчас ему пришла в голову мысль о лунной поляне?

— Речь идет... об операции, проводящейся в Гонконге, — выдавала наконец из себя Даниэла. В глубине души она со вздохом признала, что и на сей раз придется ограничиться в лучшем случае полуправдой, по сути ничем не отличавшейся от лжи. Ее болезнь продолжала набирать обороты. — Малюта посягнул на Митру, моего лучшего агента в Азии. Он постепенно прибирает к рукам всю операцию.

Она вовремя спохватилась. Еще чуть-чуть — и она проговорилась бы о Камсанге! Это разом перечеркнуло бы все еще остававшиеся у нее надежды. Карелин, а в этом она и не сомневалась, тут же отправился бы к Геначеву и сообщил ему имя некого Джейка Мэрока, единственного хранителя тайны грандиозного проекта Китая. Результатом этого опять-таки могла быть только смерть — если не физическая, то уж политическая точно — и Даниэлы, и самого Карелина.

Так или иначе, информация о таком разговоре обязательно достигла бы ушей вездесущего Малюты, и тогда на поверхность всплыли бы и пистолет, и фотографии...

Время. Именно оно было сейчас нужней всего Даниэле. Время, достаточное для того, чтобы собраться с силами и свалить Малюту. Однако он не давал ей опомниться, требуя немедленного устранения Джейка Мэрока.

Заметив, что Карелин смотрит на нее, она было отвернулась, но он крепко взял ее за руку и притянул к себе, вглядываясь в ее лицо.

Матерь Божья, —в смятении подумала она. — Дай мне сил не проболтаться.Ее ум метался в поисках пути к спасению. Спасению их обоих.

Боясь, что, даже несмотря на тусклое освещение, Карелин сумеет прочитать правду в ее глазах, она прижалась лбом к его груди.

— Михаил, он хочет отобрать у меня все. Всю мою власть. Я не могу допустить этого. Иначе я погибну.

— У тебя ведь еще есть Химера, — заметил он. Даниэла кивнула.