По Так сплюнул.
— Может быть, получше тандзянов, но не так хорошо, как те люди, к которым мы сейчас направляемся, — ответил он. — А ты не смог бы сориентироваться?
— Может, и смог бы, — ответил Со-Пенг, — но мне надо посмотреть на местность сверху.
По Так с улыбкой указал рукой на север: — Там всего в миле пути шумит водопад Кота-Тинги, обрушиваясь с высоты свыше ста футов.
Со-Пенг кивнул:
— Годится.
Они вернулись к другим членам их группы, находившимся в укрытии. По знаку По Така все поднялись. Здесь идти меньше мили, заверил их По Так, но Со-Пенг про себя подумал, что уж лучше день пути, чем одна миля под наблюдением тандзянов.
Второй из людей По Така был убит, когда они уже заслышали впереди шум водопада. Со-Пенг заметил руку, метнувшую звёздочку, и, бросившись вперед, крикнул всем на малайском диалекте прибавить ходу. Они уже раньше договорились пользоваться в момент опасности этим диалектом, с которым вряд ли знакомы тандзяны.
Все трое помчались изо всех сил по направлении к шумящему водопаду, петляя между деревьями. Уже чувствовался подъем, сначала едва заметный, а затем набирающий все круче по мере их приближения к цели.
Они уже бежали по камням, окружающим место, куда падала вода, когда последний из людей По Така упал, сраженный летающей звездой прямо в шею. Теперь в живых остались лишь сам По Так с Со-Пенгом, и они, перепрыгивая с одного мокрого камня на другой, побежали влево, где подъем вверх был более открытым.
Со-Пенг надеялся, что тандзяны не ожидали такого маневра с их стороны и будут захвачены врасплох. До сих пор все преимущества были на стороне нападающих. По словам матери, тандзяны — мастера маскироваться, совершенно сливаясь с окружающей местностью. Взбираясь теперь по мокрым камням, Со- Пенг думал, что глупо вот так погибать, когда спасение уже близко. Может быть, им надо было бы предпринять что-нибудь более радикальное уже после первой атаки, но скорее всего это было бы равно самоубийству. Сейчас, когда их окружают камни, а не густой кустарник джунглей, у Со-Пенга и По Така появился шанс на спасение.
Поднимаясь все выше и выше, он время от времени бросал взгляды вниз, как орел, пытающийся поймать в поле зрения полевую мышь. Скоро тандзяны должны попасться ему на глаза — в этом он был уверен. Весь в белой пене, поток ревел в уши. Птицы кружились на одной высоте с ним, временами оказываясь даже ниже. Черная голова По Така то появлялась, то исчезала из виду: крохотный челн, пытающийся добраться до безопасной гавани в жестокий шторм.
Со-Пенг остановился и, плотно прижавшись спиной к скале, закрыл глаза.
Он так никогда и не понял, из страха ли перед тандзянами или из высокомерия забыл он наказ матери не полагаться чересчур на свой дар. Так или иначе, но он сосредоточил всю свою внутреннюю энергию, попытавшись установить телепатический контакт с матерью. И сам почувствовал исходящие от него, как из эпицентра, энергетические волны, которые он ощущал исходящими, от матери, когда она спасала тонущего ребенка.
Ощущение было просто ни с чем не сравнимое. Со-Пенг чувствовал себя сопричастным воздушным потокам, ласкающим горные вершины, и соленым брызгам Южно-Китайского моря, бушующего внизу. Он видел звезды, сияющие в черном небе выше ослепительного диска солнца, чувствовал течение невидимых частиц, заполнивших межзвездные пространства.
А потом он почувствовал, что упирается в стену. Безликая и мрачная, она возникла перед ним, закрыв сначала звезды, солнце и небо, а затем и беснующуюся водную стихию, даже саму скалу, к которой он теперь прилип, испуганный и дрожащий, закрыв лицо рукой.
Он нарушил наказ матери: покинул сферу, в которой мог спокойно пользоваться своим даром. Раскрыв свой дух, он объявил о своем присутствии с такой же ясностью, как если бы крикнул во все горло: «Вот он я здесь!»
Потому что контакт был установлен. Но не с Лианг — она была далеко — а с кем-то еще, обладающим тем же даром.
В момент, когда их души соприкоснулись, Со-Пенг выдал себя с головой. Но кое-что и сам получил взамен. Прежде всего он теперь знал, что по их следам шел только один тандзян. Он знал, где в данный момент находится этот человек, и, что самое ужасное, он знал, кто этот человек.
Услышав, что его окликают по имени, Со-Пенг отнял руку от лица и увидел тандзяна, появившегося из- за скалы всего в шести футах от того места, где он стоял.
Со-Пенг смотрел в лицо Цзяо Сиа, своего друга детства.
Прочитав его мысли, тот засмеялся:
— Не только друга детства, но и единокровного брата. — Затем, улыбнувшись, добавил: — Ну, конечно же, Лианг тебе этого не говорила. Но она была замужем до того, как повстречалась с твоим отцом. Замужем за тандзяном-монахом, выбранным ей в мужья самим отцом.
— Неужели это ты убил тех торговцев в Сингапуре? — спросил Со-Пенг. Он все еще пребывал в шоке, узнав, кем был на самом деле друг его детства.
Цзяо Сиа покачал головой:
— Я сюда прибыл еще с одним тандзяном. Мы хотели только припугнуть их, заставить работать на соперника По Така. И у моего друга не оказалось моей выдержки. Когда купцы отказались предать По Така, ситуация вышла из-под контроля. Я пытался помешать ему, но было уже поздно. Они были мертвы, о чем я искренне сожалею.
Со-Пенгу хотелось бы ему верить.
— Скажи мне, как поживает мать, — попросил Цзяо Сиа. — Я не видел ее много лет.
— Нормально, — ответил Со-Пенг, все еще пытаясь понять, где правда, а где ложь. — Но присутствие тандзянов в Сингапуре и убийство выбили ее из колеи.
— Надо поговорить с ней, — сказал Цзяо Сиа, — и развеять ее страхи. — Он подошел на шаг ближе, — Скажи, ты видал коробочку?
— Какую коробочку? — выдавал из себя. Со-Пенг. У него так стучало сердце, что он чуть не споткнулся на словах. Ложь выскочила из него, как косточка из переспелой сливы, которую сажали пальцами.
— Ту, которая с изумрудами. — Следя за выражением лица Со-Пенга, Цзяо Сиа продолжал: — С шестнадцатью изумрудами, придурок. Наша священная история запечатлена в них, хотя прочесть ее могут лишь наши монахи. В этих камнях живая кровь нашего учения. Они спрятаны в бархатной коробке. Ты ее, часом, не, видал?
— Нет.
— Я все равно узнаю, если ты лжешь, — сказал Цзяо Сиа, и Со-Пенг вновь почувствовал, что уперся на мгновение в холодную, безликую стену.
— Зачем мне лгать?
На лице Цзяо Сиа появилось выражение презрения.
— Затем, что ты истинный сын своей матери, хитрой и порочной. А я — истинный сын своего отца, монаха-тандзяна, постигшего все тайны Тао-Тао.
Со-Пенг с ужасом понял, что Цзяо Сиа нельзя обмануть. Это что, тоже часть их общего дара, унаследованного от их общей матери?
— Ты обладаешь нашим даром, — сказал Со-Пенг. Ему показалось, что он обнаружил не полностью замурованный шов в той безликой стене, что разделяла их, и попытался пробиться сквозь стену в этом месте. — Это дар матери. Рад ты этому или не рад, но мы оба ее дети.
Внезапно поведение Цзяо Сиа переменилось. Неподдельная ненависть проглянула сквозь маску дружелюбия, как сквозь театральный грим.
— Я не хочу слышать о Лианг. Она враг моего отца, враг всего нашего образа жизни. Она убежала из монастыря. Она нарушила все наши законы.
— Так, значит, это правда, — сказал Со-Пенг, пытаясь противостоять тому потоку ненависти, что обрушился на него сквозь незаделанный шов в стене, — так, значит, это правда, что ты пришел забрать ее
