Но она покачала головой, ее пугало черное пятно, расширяющееся перед ее глазами.
— Нет, не все в порядке. Вы все еще здесь.
И тогда Николас все понял.
— Челеста, пора вам рассказать мне о себе, — сказал он.
Она отвернулась к стене.
— Вы не можете скрывать это от меня, понимаете?
Она обвила себя руками, чтобы согреться и как бы защититься.
— Челеста, я не враг вам.
— Все — враги.
Он понимал, почему она так думала.
В дверь постучали. Николас подошел, открыл ее, взял у официанта поднос в поставил его на стол. Затем он подписал чек и закрыл дверь в комнату.
Когда Челеста приняла от него чашку с чаем из мяты, Николас обратился к ней.
— Это все так просто, не так ли? Вы знали, какое ужасное время я пережил здесь несколько лет тому назад, и вы знали также, что причиной этому была женщина.
Челеста не проронила ни слова, поднесла чашку к губам. Она не смотрела на него, но это теперь не имело значения.
— Более того, вы предвидели появление адепта Мессулете в Марэ. Ошибочно вы только назвали улицу.
Чашка выпала из безжизненных пальцев Челесты, и горячая жидкость разлилась по покрывалу кровати. Казалось, что она не воспринимает ничего, кроме звука его голоса. Он направил свое психическое поле на нее, чтобы закрыть и защитить ее, но Челеста ускользнула с криком:
— Не трогайте меня!
Ее голос звучал как скрип напильника.
— Мы оба одинаковы, не так ли?
Челесту охватила дрожь.
— Боже мой! Какая злая ирония, что я обратилась именно к вам за помощью!
— Вы ошибаетесь, — сказал Николас.
Что-то в его голосе заставило ее повернуть к нему голову.
— Вы и я совершенно разные, — продолжил он. — Таланты, которыми мы обладаем…
— Таланты! — В уголках ее глаз заблестели слезинки, а се тело стало ритмично подрагивать под воздействием серии едва заметных спазмов. — Вы называете это талантом, это…
Челеста вновь задрожала и, впервые посмотрев вниз, заметила чашку и грязь на смятом покрывале прямо перед собой на кровати. Ее глаза устремились на Николаса.
— Значит, вы поняли, что я не рассказала вам всей правды о своей матери?
Она вновь опустила глаза на мокрое пятно, потому что не могла смотреть на Николаса, когда ее сознание вновь ушло в прошлое.
— Она умерла, когда мне было шесть лет. У нас были… как лучше выразить это… трудные взаимоотношения. Она и мой отец постоянно ссорились, или это мне так казалось в то время. В то время. В этом-то все и дело, не так ли? Оглядываясь на прошлое с позиций сегодняшнего дня, я понимаю, каким невыносимым ребенком я была, как жестоко я к ней относилась. Но это сейчас, а не тогда. Тогда я знала только, что она делает больно моему отцу и что за это я должна делать больно ей.
Наступила длительная тишина. Николас слышал ее дыхание, вероятно, догадывался о том, что происходит внутри нее, но предусмотрительно удерживал в себе свою психическую энергию.
Наконец Челеста глубоко вздохнула и закрыла глаза. Когда она заговорила вновь, то произносимые шепотом слова звучали как исходящие от привидения.
— Я видела, что должно было случиться с ней: пожар, ее смерть, все. Я видела все это в своем воображении, как если бы смотрела фильм, и я ничего никому не сказала, не сделала ничего, чтобы помочь ей.
Она смотрела на него. В ее глазах было чувство страха, а сами они казались увеличенными от заполнивших их слез.
— Я могла спасти ее. Почему я не сделала этого? Так вот в чем заключается правда — она не только боялась себя, но и испытывала гнетущее чувство вины.
— Вы были слишком молоды, — заметил Николас в ответ на ее ищущий взгляд. — Посмотрите на себя, Челеста, — добавил он. — Вы все еще слишком молоды, чтобы понять свой талант, не говоря уже о том, чтобы взять его под свой контроль.
— Опять это слово!
Она закрыла глаза и вздрогнула.
— Нельзя взять под контроль дар, которым наделил вас дьявол. Он просто существует.
— Чем бы это ни было, — произнес он мягко, — это частица вас.
Николас подошел и сел на край кровати.
— Вам было шесть лет, Челеста. Можете ли вы сказать совершенно честно, знали ли вы тогда, что перед вами открывается будущее, что именно подобное должно случиться с вашей матерью? Или вы могли думать, что это было просто ваше скрытое желание?
— Желание? Да, я…
Слова застревали у нее в горле, она начала захлебываться. Николас притянул ее к себе и только тогда смог разобрать едва слышные фразы, с трудом слетающие с ее губ.
— Но, может быть, это было не пустое желание, минутная фантазия, а… греховное желание, которое… обладая этой штукой, этой силой… я сама заставила осуществиться.
Она начала всхлипывать. Николас укачивал ее, крепко прижав к себе, страх и напряжение стали покидать ее по мере того, как ее сердце раскрывалось и она выплескивала на себя весь тот мрак, который удерживала в себе все эти долгие годы.
— Челеста, послушайте меня, — прошептал он ей на ухо, — никто, ни вы, ни я или даже Мессулете, повторяю, никто не может создавать будущее. Вам было всего шесть лет. Челеста, вы были маленькой девочкой. Подумайте. Если бы вы побежала к своему отцу и рассказали ему то, что вам представилось, разве он поверил бы вам? Почему он должен был поверить? Вы должны признать тот факт, что в шесть лет вы были бессильны помочь вашей матери.
— Но я и не хотела помогать ей.
Ее голова покоилась на его плече, и она снова была ребенком.
— Что же касается ваших чувств, то они реальность. — Николас продолжал поглаживать ее волосы. — Но это совсем другое дело.
— Я не хочу прожить оставшуюся жизнь, ненавидя ее.
Дыхание Челесты замедлялось по мере того, как она успокаивалась.
— Я хочу любить ее.
— Тогда вам надо простить ее… и простить себя.
Челеста заснула, свернувшись клубочком. Ее лицо было повернуто к окнам, через прозрачные занавески просачивались последние лучи заходящего солнца, освещавшего зеленое море крыш. Николас надел легкий хлопчатобумажный черный пиджак и выскользнул в дверь.
Маргарита ехала очень быстро, обгоняя легковые и грузовые машины. Кроукер был рад, что пристегнул себя ремнями безопасности. Он хотел бы узнать, чем она так сильно расстроена.
Она въехала в ворота своей усадьбы, кивнула двум стражникам, которые расположились вблизи, покуривая и стараясь согревать свои руки на случай, как полагал Кроукер, если им понадобится быстро схватиться за оружие. Она, не тормозя, проскочила последний поворот к дому, оставив позади шлейф из гравия, покрывавшего дорогу.
В тишине, которая наступила после того, как Маргарита выключила зажигание, до Кроукера донесся громкий лай ротвейлера. Стал виден охранник с собакой. Она стояла на задних лапах с раскрытой пастью и высунутым мокрым языком. Как только Маргарита вышла из машины, собака опустилась на все лапы, фыркнула и стала рваться на привязи.
