– Мне пора идти.
Они замолчали. Стас повернулся. Все в доме уже спали. Не спали только человечки в телевизоре да охранник у ворот. За стеклянными стенами гостиной были снег и ночь, и нигде – ни в пустом ноябрьском саду, ни на ночной Рублевке, ни в огромной Москве, ни в родном Лондоне – у Ани не было человека, который был бы ей дорог и которому она была бы дорога.
– Станислав Андреевич, – внезапно сказала Аня, – мне… мне страшно… сегодня… в этом доме. Может быть, вы останетесь… переночевать?
– Где? – спросил Стас.
– Ну, не знаю… здесь столько комнат…
Стас улыбнулся – одними уголками глаз.
– Хорошо, – сказал он, – я переночую… в соседней комнате.
Аня заснула необыкновенно быстро, но проснулась часов в шесть утра от чьего-то неясного присутствия. Она открыла глаза – в комнате кто-то был. Аня перекатилась на широкой кровати, мгновенно подтянув одеяло к подбородку. В комбате было очень темно, как только бывает темно в загородных домах, стоящих в лесу, и сквозь плотную челку шторы едва пробивался луч дальнего фонаря.
Возле этой шторы стоял небольшой пуфик, а у пуфика, привалившись к нему головой, спал Стас, подогнув в колене длинную босую ступню в черных спортивного покроя брюках. Если не считать босых ног, он был совершенно одет. Видимо, зашел ненадолго посмотреть на Аню, присел у пуфика и заснул.
Когда Аня проснулась к одиннадцати утра, Стаса в спальне уже не было. Он уехал около девяти.
Глава четвертая
Михаил Аркадьевич из Федерального авиационного комитета позвонил около десяти утра, и они договорились, что Аня подъедет к нему через час.
Комитет располагался на Старой площади, напротив Политехнического музея, в глубине каких-то односторонних переулков с «кирпичами» и милиционерами.
Михаил Зваркович сидел в просторном кабинете со столом красного дерева и трехцветным флагом с золотыми кистями. При виде Ани он вскочил с места и пошел ей навстречу, отражаясь в полу, затянутом сверкающим паркетом. Лицо у него было гладкое и белое, как комната после евроремонта, с пухлыми красными губами и участливым взглядом.
– Приношу глубочайшие соболезнования, – сказал Михаил Аркадьевич, ласково завладев ладошкой Ани, – мы все в комитете потрясены! Шокированы! Чай, кофе?
– Чай, – сказала Аня.
Чай явился в тонких фарфоровых чашечках вместе с хрустальной горкой сахарного песка и был расставлен изысканной секретаршей на столике для бесед. Михаил Аркадьевич усадил Аню в глубокое кресло, сам устроился напротив, доверительно кашлянул и начал:
– Мы тут с вашим отцом, Анна Семеновна, последнее время плотно общались. Государственный был человек. И была у него правильная идея, создать единый холдинг из государственных аэропортов. Федеральный авиационный узел.
– Зачем? – спросила Аня.
– Ах, Анна Семеновна, вы представляете себе, что такое аэропорт? Это же коррупция в неприкрытом виде. Вот – аэропорт «Международный». Топливозаправочный комплекс. Тридцать процентов принадлежат государству, еще тридцать – «Аэрофлоту», а остальное черт знает кому! Заправляет самолеты, в месяц уходит 120 тысяч тонн керосина. Цена керосина в России – двести долларов, а он заправляет по триста. Всех, кроме «Аэрофлота» – «Аэрофлот» заправляют по двести. Пятьдесят тысяч тонн, сто лишних долларов с тонны, – это пять миллионов в месяц! Куда? Неизвестно. Или вот летит рейс. Чтобы он летел в удобное время, с него взятку берут. А дьюти-фри? А ресторанчики? А бутики? Да сто долларов за керосин – это еще цветочки! А вы знаете, Анна Семеновна, как с едой мухлюют? А с медицинским освидетельствованием перед рейсами? А ваш отец все это знал! И готов был с этим бороться!
– В каком аэропорту?
– Да я же говорю, Анна Семеновна, во всех сразу! В Пулкове, в Шереметьево, в «Международном»! Ваш отец планировал все это собрать в единый государственный холдинг и навести порядок. Вот! Мы уже подготовили все… Пять миллионов долларов в месяц! Только с одного ТЗК и только в одном аэропорту!
– И кто же должен был стать во главе холдинга?
– Ваш отец.
– А отца… за это могли убить? – спросила Аня.
Лицо Зварковича сделалось таинственным и торжественным.
– Могли, – сказал он, – Никитин, что греха таить, знал об этом проекте.
– А Никитин тут при чем? У него же частный аэропорт.
– Ну и что? А приватизирован с грубейшими нарушениями! За копейки, и копейки, заметьте, неоплаченные!
– И что же теперь будет с вашим федеральным узлом? – спросила Аня.
– Теперь… теперь я так вам скажу, Анна Семеновна, что те, кто болеют душой за государство, этого дела не бросят. Хотя есть враги. Страшные! Вон, Никитин уже мне звонил. «Голову оторву, – сказал, – будешь, где Собинов».
– Понятно, – сказала Аня, – а почему вы мне это рассказываете?
Зваркович задумчиво поскреб щеку.
