проговорил Бирюк.
Через пятнадцать минут пятеро вооруженных быков Шерхана, убедившись в отсутствии милицейской и прочей засады, сбили замок со злополучного фургона.
Рыжий, который пришел в себя первым и отчаянно колотил в дверь мороженым палтусом, вывалился прямо под автоматы друзей, нацеленные на фургон из опасения подвоха.
Двое его товарищей так примерзли к палтусу, что выковыривать их пришлось вместе с рыбой.
– Убью суку, порежу! – кричал Рыжий, ползая по тротуару на полуобмороженных ногах.
Через час в фирме состоялся военный совет.
Рыжий, растертый спиртом и изрядно принявший внутрь, полулежал в кресле. Глаза его слезились – было ясно, что, несмотря на летнюю жару, Рыжему грозит ангина.
Шерхан с неприязнью поглядывал на своего первого помощника. Тот явно был выбит из колеи. Если ему лох набить мозги может, то как он поведет себя, если придется разбираться с Шутником или еще с кем? А разбираться с ними, пожалуй, придется… Потому что не любят эти старые новых, называют их беспределыдиками, а почему? Потому что норовят в общак не платить, то есть им, старым ворам…
А схватка с Шутником – это вам не Шакурова причастить кроссовкой по роже или дружка его, омоновца добровольного.
Опять же, если подумать, может, это к лучшему, что Рыжий обделался. Слишком много он себе власти забрал, даже Шерхана потеснить норовит. Связи какие-то сам завязывает, вольничает, того и гляди в отдельную бригаду попросится. Куда ему в отдельную бригаду, с разными ушами и с ростом метр шестьдесят пять?! И кто теперь за ним пойдет? Если бы была сейчас у Рыжего отдельная бригада, распалась бы она, как кирпичом трахнутая, только бы и было Рыжему пути, что инженером-автодорожником, по старой специальности… Так что, если подумать, оно и хорошо – поставит этот случай Рыжего на место, покажет ему, что он еще сявка, без поводка ему не к спеху ходить… А чтобы это произошло, надо это дело спустить на тормозах. Раз выискался такой храбрый Шакуров – оставить Шакурова в покое, на нем свет клином не сошелся. А если добивать нахала, то сразу пойдут разговоры – вон, мол, Рыжий власть какую забрал, его из хаты вытолкали, а ради него вся банда в мокрухе.
Рыжий, со своей стороны, наблюдал за своим шефом с тщательно скрываемой ненавистью. Весь план уловления Шакурова был разработан им; и план этот служил живым доказательством, что действия Рыжего переводят банду на новую ступень, от вульгарных рэкетиров с двумя кулаками и одной извилиной, которые используют силу в качестве единственного средства убеждения, – к организации не менее могущественной и необходимой, чем государство, организации, которая может погубить бизнесмена не автоматной очередью, а одним телефонным звонком, сплетней в фешенебельном ресторане, сорванным контрактом.
Рыжий совершенно определенно знал, что Шакуров не побежит жаловаться в ментовку, потому что в ментовке выяснится, что к нему приходили никакие не рэкетиры, а совершенно респектабельная страховая контора, в которой директор московского оборонного завода номер сто восемнадцать застраховал купленное им оборудование и, соответственно, передал «Топазу» права на взыскание штрафа, с недобросовестных поставщиков.
И Михайский это подтвердит! Чем Шакурову крыть? Что директор оборонного завода, Герой Советского Союза, связан с рэкетом?
Ну, братцы, если с рэкетом связан Герой Советского Союза, – это уже не рэкет. Шакуров должен был стать очередной ступенькой в возвышении Рыжего; вот из таких бизнесменов Рыжий намеревался создать собственную сеть, а потом и… отпочковаться от Шерхана, а может, попросить его уйти на пенсию… по состоянию здоровья. И то, что этот план был разрушен простым ударом кулака и фургоном с мороженым палтусом, было для Рыжего обидно вдвойне.
Рыжий считал себя человеком особенным и понимал, что вел себя не лучшим образом.
И не восстановится его, Рыжего, репутация до той поры, пока не прищучат этого подонка, чтобы он визжал, как свинья… Рыжий закрыл глаза и даже застонал от возбуждения, представив себе, как топчет парня ногами, а тот орет, как девчонка, когда в нее всадишь…
– Ну, что делать будем? – спросил Шерхан.
– А что делать? – возмутился Рыжий.
– Он нас, а мы его. Голову ему надо, отрезать и дружку его, Шакурову, прислать…
– А этот ваш, фургонщик, сам действовал или от какой фирмы? – полюбопытствовал Шерхан.
Замечание было очень существенным. Если защитник явился от другой фирмы, которая уже брала с Шакурова дань, все происшедшее было не более чем случайной стычкой двух ведомств, пусть и конкурирующих, но подчиняющихся общему закону. Можно было бы забить стрелку, выяснить отношения как цивилизованные люди, даже обратиться к посреднику. Если же защитник ни к какой фирме не принадлежал, а просто так, заело человека, решил оказать добровольную помощь, тут уж, извини, тут уж он оказывается вне воровского закона. Фраер, лох, и что с ним делать, решать не закону, а самому Шерхану…
– Вроде сам, – сказал Рыжий. – Ни на кого не ссылались. А этот, Шакуров, он что, непуганый идиот, чтобы не сослаться на «крышу»?
Шерхан молчал, поигрывая ключами от машины Рыжего.
– Валить его надо, валить, – сказал Рыжий.
– Зачем валить, – сказал Шерхан.
– Видишь? – и поднял ключи.
– Ну? – Оставил парень ключи на сиденье. От «Вольво». И волыну твою, между прочим, не взял.
Рыжий насупился. – Оставил тачку у офиса Шакурова, только что пригнали ее. А ведь мог бы и захватить с собой. Это что значит? Не хочет тебя парень трогать, отшил – и хватит.
– Это он не хочет нас трогать? – взвился Рыжий.
– Еще бы он хотел! Наше дело решать, кого трогать, а кого нет!
