Неужели ваша армия надеется победить тех, от кого она всегда готова получить взятку? Ваша страна трещит поперек и вдоль, ваши бандиты становятся губернаторами, ваши губернаторы ведут себя хуже бандитов, а ваши менты убили больше русских, чем я. Если вы не можете навести порядок у себя в кухне, чего вы лезете к соседу воровать огурцы?
– Эти вопросы не мне надо задавать, – сказал Рыдник, – я солдат.
– Ты вор.
Кровь бросилась в лицо чекисту.
– Я скажу тебе, почему вы не можете уйти. Потому что ваш президент пришел к власти, обещая замочить меня в сортире, а пока в сортире только ваши пенсионеры. А я не в сортире, а в Кесареве. Потому что, когда вы уйдете, на месте ваших лагерей обнаружатся массовые захоронения. Катынь и Бабий Яр побледнеют перед тем, что вы сделали на моей земле. Потому что, когда вы уйдете, свободное правительство Ичкерии потребует суда над всеми, кто виноват в этом геноциде.
– И кого ты собираешься судить в Кесареве? Виноватых? Миллион виноватых, включая грудных детей?
Халид усмехнулся четвертинкою рта.
– Савелий, ты знаешь, что такое кровная месть?
– Да. Это когда человек сам убивает обидчика.
– Ты неправильно знаешь, Савелий. Убивают не обидчика. Убивают любого из родичей. Мать. Ребенка. Двоюродного брата. И так до седьмого колена. Среди вас нет невиноватых. У меня в Кесареве миллион кровников. А я убью всего семьсот тысяч. Если вы не выполните мои условия.
Генерал ФСБ молча глядел мимо Хасаева. Там, в приотворенной щели двери, мягко шумели процессоры компьютеров, и старый канцелярский стол был буквально уставлен телефонами. В штабе могли предположить все: что Халид воспользуется им же смонтированной системой безопасности. Что он будет управлять через нее минами, якобы закатанными в бетон объездной дороги. Но никто не догадался, что Хасаев будет мыслить не как террорист, а как технолог, и воспользуется работами на заводе, чтобы продублировать на старой ТЭЦ телефонные линии и систему управления предприятием.
– У вас нет пути назад, – сказал Халид. – Это вы поставили мне сырье для производства сероводорода. Это вы задержали людей, которые пытались бежать из города. Когда речь шла о тебе, Савелий, я мог предложить тебе долю. Но сейчас речь идет о дерьме, в котором оказалась твоя власть. Чтобы выбраться из него, вы отдадите все. Я мог бы потребовать пол-России. Я требую клочок перепаханной минами земли. Всемеро меньший, чем территория этого края.
Халид усмехнулся, внимательно оглядел генерала и добавил:
– Ты думаешь, я позвал тебя, чтобы содрать с тебя шкуру? Я отпускаю тебя. Мне гораздо интересней посмотреть, как с тебя будет сдирать шкуру Кремль. Как вы все там будете сдирать друг другу шкуру и сваливать друг на друга вину. И кстати, это не в ваших интересах – официально заявлять о химической опасности для города, ведь вы всегда это отрицали. Но если вы это сделаете – я немедленно выпущу газ.
Рыдника увели, и Халид с Баровым остались в комнате одни. На щеках чеченца горели два ярко-алых пятна, глаза сверкали – он впервые, на памяти Барова, улыбался, и с непривычки улыбка его походила на улыбку волка. А волк не улыбается – он показывает зубы.
«Он все-таки сумасшедший, – подумал Баров, – он умен, он хитер, он завел их всех в ловушку, но он словно забыл, что из этой ловушки только один выход – в могилу. На чьи уступки он надеется? На уступки людей, готовых отправить заложников на тот свет из-за двухсот миллионов долларов? Или на уступки тех, кто назначает таких людей охранять государство?»
Меж тем Халид присел на корточки перед холодильником и достал из него батон хлеба, копченую курочку и тарелку подвядшей зелени. Баров сообразил, что это еще те припасы, которые привезли с собой его люди. Всю гуманитарную помощь, видимо на всякий случай, скармливали заложникам. Из тех же закромов на свет была извлечена одноразовая пластиковая тарелка. Халид поколебался, взглянул на Барова, поставил еще одну тарелку перед ним.
– Голоден? – спросил Халид.
Баров был слаб так, словно у него из тела вытащили все кости и оставили одно мясо. Но при мысли о еде его чуть не стошнило.
– Нет, – еле слышно сказал Данила.
Халид рвал курицу быстрыми, аккуратными движениями проголодавшегося убийцы. Тяжелый запах копченого мяса поплыл по комнате.
– Каково это – быть живым, Данила? После верной смерти?
– А… ты не знаешь?
– Нет. Я ни разу не верил, что умру. У меня ни разу не было так, чтобы вот шаг – и смерть, и этот шаг делаешь сам. Когда в бою вырываешь чеку, думаешь о чужой смерти, а не о своей.
Данила помолчал. Когда он стоял там, наверху, он бы тоже предпочел угрожать Халиду не своей смертью, а своим оружием. Правда, толку бы из этого не вышло. Если бы всех дураков, которые угрожали оружием Халиду, жечь в одном крематории, печка наверняка бы вышла из строя.
– Почему ты решил меня не убивать? – спросил Данила.
Халид ел – быстро и опрятно. Видимо, чеченец был очень голоден.
– Ты сказал сам – деньги.
– Я уже заплатил.
Антрацитовые глаза прищурились по-разбойничьи. Голос чеченца был вкрадчив, как змеящаяся по земле кобра.
– Брось, Данила. Ты способен заплатить еще столько же.
– Нет.
– Ну, половину.
Баров помолчал.
– Я не понял, что тебе все-таки нужно. Свободу Чечни или деньги.
– Деньги я прошу у тебя, а свободу – у твоего президента. Это две разные вещи. Если я играю на скрипке, это же не значит, что я не вправе есть мяса?
– Ты и вправду думаешь, что выпросить Чечню у президента так же легко, как выбить деньги из заложника?
– В Чечне меньше жителей, чем в этом городе. Если они не отпустят миллион чеченцев, я убью миллион русских.
– Допустим, не миллион. Тысяч триста, Халид.
– Допустим, не триста, а от трехсот до шестисот. Как ветер ляжет. Но я согласен и на триста. Это тоже неплохо. Это почти столько же, сколько погибло чеченцев в этой войне.
– Им плевать.
– Им не плевать. Если я убью этот город, они в полном дерьме. Они не выпускали из города людей. Они кричали, что у меня нет отравы. Они сами поставили мне для нее сырье. Ваша власть палец о палец не ударит, чтобы спасти собственный народ, но она сделает что угодно, чтобы спасти собственную репутацию.
Баров помолчал.
– Ты все равно уничтожишь Кесарев.
– Да.
– Зачем? Ты гроссмейстер, Халид. Ты спланировал все за год вперед. Зачем ты играешь в партию, в конце которой ты сам себе поставишь мат?
Халид помолчал, внимательно оглядывая Барова. Перед ним лежал полуживой человек с ввалившимися щеками, серым разбитым лицом и внимательным, хотя и немного сумасшедшим взглядом.
– Так уж получилось, – негромко сказал Халид, – что документы моим людям помог получить Савелий Рыдник. Фирма, которая привела моих людей на завод, это фирма Рыдника. Армия и ФСБ помогли нам достать оружие. Выкуп за завод – двести миллионов долларов – был переведен с твоих счетов на счета чекистской конторы. Я и мои люди числимся агентами ФСБ. И доказательства этого всплывут после нашей смерти.
