Не ее беда, что в ближайшей деревне, расположенной в пяти километрах от базы, жители, внимательно смотревшие за тем, как строительные войска возводят охранный периметр вокруг бывшей секретной части, – решили, что армия вернулась в эти края.
На следующую ночь после того, как строители покинули часть, к восстановленному пирсу подошли два низких, с хищными обводами катера, спущенных на воду с транспортного судна «Капитан Касаткин». Несмотря на свое русское название, «Касаткин» вот уже пять лет ходил под либерийским флагом и возил в Корею и Японию ворованный российский гребешок.
На этот раз у него был другой груз и другая команда. Именно на «Касаткина», болтавшегося за пределами территориальных вод, было перевезено якобы проданное в Китай оружие.
Сейчас это оружие возвращалось обратно. Первая партия катеров доставила на базу тридцать человек; следующая – еще тридцать. Все были настороже на случай внезапной атаки: но край спал.
С первой же партией на песок выпрыгнул кудрявый парень лет двадцати, в камуфляже, армейских берцах и со снайперской винтовкой в правой руке. Это был младший брат Халида, Ваха Хасаев.
Когда часовые заняли свое место на вышках, а отряд собрался на плацу, было уже шесть утра. Халид скинул армейские ботинки, подвернул штаны и зашел в море, совершая омовение. Его люди последовали его примеру. Только часовые на вышках терпеливо ждали своей очереди к Аллаху.
Выйдя из моря, Халид бросил под ноги чистую камуфляжную куртку. Потом он опустился на колени, спиной к солнцу и лицом к Мекке.
Стоял почти полный штиль: море едва целовало песок прозрачными губами волн. Над белой полосой облаков восходило ослепительно красное солнце, освещая свежепокрашенные казармы и босых людей в камуфляже, поклоняющихся то ли Мекке, то ли лежащим перед ними «калашниковым».
Закончив намаз, Халид встал, повернулся к своим людям и сказал:
– Однажды к пророку пришел человек и спросил: один сражается ради военной добычи, другой ради славы, третий сражается напоказ, – кто же из них сражается на пути Аллаха? И пророк сказал: на пути Аллаха сражается человек, сражающийся ради того, чтобы превыше всего было слово Аллаха. Братья! Мы пришли не ради денег и славы. Мы пришли ради Аллаха. На пути, которым мы идем, не бойтесь людей, а бойтесь одного Аллаха. И знайте, что двери Рая открыты для павших за Родину.
Продумывая план захвата Кесаревского НПЗ, Халид Хасаев столкнулся с серьезной проблемой. Ему надо было разместить на враждебной территории восемьдесят бойцов, которые должны были привести выданное им оружие к нормальному бою, отработать тактику захвата объекта и пройти боевое слаживание. Как это сделать, если большая часть этих людей имела ярко выраженную кавказскую внешность и говорила по- русски с отчетливым чеченским акцентом?
Он решил этот вопрос просто и элегантно.
Артем Суриков провел в Москве неделю в бесполезных переговорах. Скандал за это время ничуть не уменьшился. Даже наоборот: чем бы ни руководствовался Андриенко при первом обыске, сейчас прокуратура беспощадно гвоздила по заводу ковровыми проверками, явно следуя простому правилу: чем больше я накопаю, тем дороже это вам будет стоить.
Суриков приземлился в Кесареве на следующий день после того, как прокурор Андриенко объявил о выделении в отдельное производство дела о неуплате Кесаревским НПЗ налогов за 2003 год.
Следователей в предбаннике не было. Вместо следователей был главный инженер, зам по производству и еще какой-то полный человек со ступнями, длинными как ласты, и лимонным галстуком под полосатым пиджаком.
– Вы кто такой? – хмуро спросил человека Суриков.
– Я, – сказал с достоинством полный человек, – представляю комиссию по экологическому надзору при Министерстве Природы Российской Федерации. Дело в том, что жители окрестных домов неоднократно жалуются на боль и удушье в том случае, если ветер дует с завода. Мы бы хотели проверить уровень выброса вредных веществ в атмосферу.
Суриков молча глядел на полного человека.
Еще в сентябре он даже не подозревал о существовании комиссии по экологическому надзору. И буде такая явилась бы к нему, ее бы вышибло с завода одним звонком губернаторше, и комиссия бы летела глубоко и далеко, а там, куда бы она прилетела, ее бы ждал спецназ ФСБ под руководством товарища Рыдника.
Суриков громко хмыкнул себе под нос и, отстранив полного человека, прошел в кабинет. На столе лежал отпечатанный список звонков и посетителей. Сегодня на заводе уже успели побывать: пожарная инспекция, горводоканал, санэпидстанция, имевшая претензии к заводской столовой, а также представители сельской администрации деревни Коршино, вдруг резко обеспокоившиеся возведением новых заводских установок почти под самыми их окнами.
«Пираньи, – подумал Суриков, – чисто пираньи. Стоит кому-то пустить тебе кровь, и вся стая тут как тут».
Среди звонков первым значился звонок вице-премьера по природным ресурсам. Суриков положил руку на трубку, чтобы набрать московский номер, – и тут аппарат сам разразился ему в лицо оглушительной трелью.
– Господин Суриков? Это приемная Федоровского. Господин полпред хотел бы видеть вас в пятнадцать ноль-ноль.
Александр Михайлович Федоровский, полномочный представитель президента Российской Федерации, опоздал на встречу совсем немного: на сорок три минуты.
Он вкатился в предбанник, радостный и румяный, обнял Сурикова, закричал:
– Артем Иванович! Рад, рад познакомиться! Что ж не заходили? Я давно вас ждал, – легонько подтолкнул к открытой двери, подмигнул шальным глазком пышнотелой секретарше и ворвался в свой кабинет так, будто брал его с ОМОНом.
Суриков с любопытством глядел на полпреда. Он появился в крае недавно.
Четыре года назад полпред Федоровский был губернатором соседнего края, одного из богатейших в России. За семь лет правления Федоровский разорил край дотла. Мазут для отопительного сезона закупался только через его фирмы; уголь, обходившийся по двадцать долларов тонна, бюджет покупал по шестьдесят; четырехкратные скидки на электроэнергию, установленные для любимых предприятий Федоровского, компенсировались трехкратным ростом тарифов для всех остальных предприятий; краевая казна текла, как ржавое решето. Через три года в столице края кончились не только электричество, но и вода, и тогда губернатор вывел население на улицы: вместе с ними он протестовал против грабительской политики Москвы, урезающей дотации региону.
Отчаянному положению края способствовала еще и политическая проницательность губернатора Федоровского. Он был наблюдательный человек и видел, как олигархи отворяют двери в Кремле ногой. Он не мог допустить, чтобы двери в его собственный кабинет кто-либо отворял ногой, и он не допустил в край олигархов. Более того – он не позволил завестись доморощенным предпринимателям. Всякого бизнесмена, который не приходил к нему на поклон или вырастал выше обычного уровня, губернатор Федоровский сшибал с точностью стрелка, стреляющего по тарелочкам на соревнованиях. Единственные, кто выживал рядом с Федоровским, были бандиты и красные директора, расклевавшие собственные предприятия, как вороны раздавленную на шоссе собаку.
Иностранный капитал единственный раз появился в вотчине Федоровского, в лице известнейшего американского корпоративного налетчика по имени Мартин Лэмб. Мартин Лэмб в своей собственной стране имел титул консула Коста-Рики, шесть месяцев в году, чтобы не платить американских налогов, проживал на яхте с вертолетной площадкой и противоракетной установкой и специализировался на захватах предприятий, недооцененных фондовым рынком из-за плохого менеджмента. Глянув наметанным глазом на финансовые показатели одного из тихоокеанских пароходств России, Мартин Лэмб понял, что не видел предприятия с более плохим менеджментом и более недооцененными активами.
Ведомый блестящей интуицией, Лэмб скупил на чековых аукционах контрольный пакет акций пароходства и назначил дату собрания акционеров, на которой он был намерен поменять руководство. На собрание акционеров господин Лэмб прибыл лично.
Поздним вечером, накануне собрания акционеров, когда господин Лэмб скучал в жуткой тихоокеанской гостинице, в дверь постучали. Ничего не подозревающий Лэмб повернул ключ в замке и оказался лицом к
