осунувшемся лице. Он не спал вторую ночь подряд. Когда он заснул на пять минут, ему приснился дворик в Гаграх.
Джамалудин подошел к Комиссарову и слегка поддел его носком ботинка, как кошка трогает лапой дохлого крота. Аварец был видимо недоволен, что его главная жертва ускользает от него. Он застыл на несколько секунд, а потом плюнул пленнику в лицо.
В эту минуту вице-спикер Иван Солонихин тщательно откашлялся и произнес:
– Мы бы хотели знать, что происходит, Джамалудин Ахмедович. Мы, в конце концов, тут не скот. Мы тут… члены правительства…
Джамалудин поглядел на вице-спикера, помолчал и ответил:
– Моего брата назначили президентом республики.
Несколько секунд в зале царила тишина, а потом на ноги вскочил один из заложников. Кажется, он был заместителем министра внутренних дел.
– Это прекрасное решение! – закричал он, захлопав в ладоши, – глубокое и верное!
– Оно решает все проблемы республики, – вскричал председатель Пенсионного Фонда, – с этим решением над нашей страной взошло солнце!
И тоже захлопал в ладоши.
Вслед за ним захлопали в ладоши министр финансов и его племянники, и вице-спикер Солонихин тоже против своей воли захлопал в ладоши, и уже через несколько секунд весь зал хлопал Джамалудину, а вице-спикер Солонихин вскочил с места и бросился от избытка чувств к Джамалудину, чтобы обнять его, и вскричал:
– Джамалудин Ахмедович, я лично обещаю…
Лицо Джамалудина исказилось, и Солонихин застыл в двух метрах, увидев направленный на него ствол.
– Сядь! – приказал Джамалудин.
Солонихин застыл.
– Но почему? – вскричал он, – вы… вы обязаны нас защитить!!
– Правда? – спросил Джамалудин, – и от кого именно?
Джамалудин повернулся к заместителю внутренних дел, и оружие в его руках повернулось вместе с ним.
– Два года назад моего двоюродного племянника избили в московском метро. После этого его младший брат купил пистолет и стал ездить по этой ветке метро. Он искал тех, кто избил брата. Его задержали менты, а суд попытался дать ему срок. Мои люди были на суде, они выкупили его за шесть тысяч. На суде адвокат спросила: «А почему вы задержали этого человека?» А менты ответили: «Нам на разводе велят задерживать кавказцев». Может быть, мы не граждане одной и той же страны? Может быть, у нас тут на разводе в Торби-кале велят задерживать русских? Может, я что-то перепутал?
Замминистра молчал.
– Я дважды дрался за Россию, – сказал Джамалудин, – я дрался за нее в Абхазии. Я сражался вместе с Шамилем, и Джохар был так зол на нас, что когда мы приехали в Грозный, он нас не принял. Мы приехали к президентскому дворцу, а на площади не было ни одного человека, кроме Зелимхана. Шамиль был в бешенстве. Если бы это был не Шамиль, можно было б сказать, что он плакал. Мы сражались за Россию, Джохар три года не мог нам это простить, а что сказала Россия? Она сказала: «Это там дрались какие-то кавказские наркоманы». Когда шла война в Чечне, я ездил туда и вытаскивал людей. Кто получал за это медали?
Джамалудин сделал шаг назад и оказался над лежащим Комиссаровым. Ствол его автомата звякнул, ударившись об Орден Мужества.
– Откуда у тебя этот орден? За спасение сына Владковского? Ну-ка расскажи, как ты его спас? А потом пусть Кирилл вам расскажет, как было на самом деле!
Заместитель генерального прокурора молчал. Вряд ли он мог что-то возразить своим мучителям: он был без сознания.
– Когда чечены полезли на нашу землю, – сказал Джамалудин, – мы все встали как один человек. Ваши танки стояли в ущельях, а мы ехали мимо этих танков на джипах. Сотни ребят приехали из Москвы, из Питера, отовсюду, некоторые прилетели на своих самолетах, и все они взяли в руки оружие и поехали защищать свои горы. Я не просил вашей благодарности. Мне она была не нужна. Я защищал свою землю. Но думаете, мне было не смешно, когда я увидел, сколько русских генералов получили медали за взятие в плен Арзо Хаджиева?
– Если только критиковать наши вооруженные силы, – с достоинством промолвил замминистра внутренних дел, – это неконструктивно. Кто же защитит страну в следующий раз?
– Да? – сказал Джамалудин, – ну защити меня.
Кто-то из его людей сдержанно прыснул, а Хаген скорчил страшную рожу и заорал:
– Ой, мамочки, боюсь! Защищите меня.
А потом Джамалудин, стоящий лицом к заложникам и спиной ко входу в зал, услышал, как мягко скрипнула дверь, и увидел, как лицо Хагена стремительно меняется, и вместо потешной гримасы застывает белой маской. Заложники не поняли, что происходит, и по-прежнему глядели только на Джамалудина.
– Ты хотел видеть меня? Я пришел.
Джамалудин стремительно обернулся.
У входа в актовый зал стоял Ваха Арсаев.
Кирилл почувствовал, как у него останавливается сердце.
Он много раз видел Ваху Арсаева, на той самой злополучной записи, на которой он вместе с двумя своими сообщниками расстреливал полпреда президента России, и за прошедшие семь месяцев Ваха нисколько не изменился. Он был одного роста с Джамалудином, разве что немного шире в кости, гибкий и прочный, как сыромятный солдатский ремень, с высоким лбом, стеклянными зрачками и аккуратно подстриженной, где-то в сантиметр, бородой. Борода была совершенно черной и составляла странный контраст с седыми волосами, выбивавшимися из-под черной с арабскими буквами повязки. На Вахе были полосатые гольфы, широкие, до колен, штаны, и майка с короткими рукавами.
Все в республике знали, что два последних года Ваха ходит с барсеткой, в которой рыночные торговцы держат выручку, а Ваха держал там двести грамм пластита. Ваха поклялся не сдаваться живым, и Кирилл предполагал, что он побаивается Джамалудина не меньше, чем федералов. Во всяком случае, от федералов Ваха однажды откупился, а от Джамалудина его бы не спасли никакие деньги.
Но сейчас у Вахи не было ничего, даже перочинного ножика, и даже Абрек и Шахид, приведшие его в зал, остановились на пороге, сложив руки, и молча смотрели, как человек, которого они не чаяли взять живым, идет по скрипящим доскам между оцепеневших заложников.
Ваха подошел к штырю, вбитому в сцену, потрогал его рукой, обернулся и хладнокровно спросил:
– Для меня, что ли?
Тишина была совершенно оглушительной. Джамалудин не шевельнулся. Заложники на полу, казалось, перестали дышать. И в этой оглушительной тишине в кармане Джамалудина зазвонил сотовый. Связь колебалась на пределе слышимости; звук гулял в трубке, как ветер в ущелье.
– Салам, Джамалудин, – сказал новый президент республики, – ты слышал новости?
– Да.
– Твое условие выполнено.
– Я жду Ивана Углова.
– Он не придет. Он мертв.
– Кто его убил?
– Я, – ответил новый президент республики.
Джамалудин молчал так долго, что можно было подумать, что связь прервалась. Потом Джамалудин заговорил снова.
– Извини, брат. Вы не выполнили мои условия.
– Послушай…
– Вы знали мои условия. Вы их сорвали.
– Хорошо, брат. Поступай, как знаешь. Я только одно хочу попросить.
