– Что?
– Прощения. За те слова, которые я сказал вчера. Я… знаю, что это не так.
Джамалудин молчал.
– Ты еще на связи? – спросил Заур.
– Да.
– И еще. Прости. Я соврал. Шапи мертв. У него не было шансов. Эта крыса прогрызла ему живот, а он ничего не подписал. Представляешь, это все было вранье. Про крысу было правда, а про то, что он подписал – вранье. Они подделали подпись.
Разговор, который шел по открытому каналу, прослушивали, наверное, полдесятка служб. Но Зауру было уже все равно.
– Запомни это, когда будешь ставить новые требования, – сказал Заур.
– Ты доволен мной, брат? – спросил Джамалудин.
– Я доволен тобой, – ответил Заур.
Связь прервалась.
Джамалудин отключил телефон и обвел взглядом окружавших его людей. Кирилл Водров, в камуфляже и мягких щегольских туфлях от «Гуччи», глядел на него так, словно не мог поверить своим ушам. Белокурый Хаген откровенно улыбался. Ташов, у пулемета, смотрел в окно, и Джамалудин не был уверен, что он слышал разговор. У Джамалудина было такое ощущение, что Ташов вообще ничего не слышал с того момента, когда Джамалудин приказал ему разорвать помолвку.
– Русские обманули меня, – сказал Джамалудин, – Углов убит. Он убит, чтобы он не мог сказать, кто ему заказал теракт в роддоме. Вы думаете, что можете откупиться, назначив моего брата президентом. Есть вещи, от которых нельзя откупиться.
Кирилл Водров как-то остраненно подумал, что это конец. Если вы назначаете одного брата президентом республики, а другой брат тут же всплывает на CNN в качестве чеченского террориста, то это даже не катастрофа. Это называется по-другому.
– Ты со мной, Кирилл Владимирович? – спросил аварец.
Кирилл снял с плеча автомат и бросил его под ноги Джамалудину. Потом он сделал два шага назад и сел рядом с Аргуновым.
– Нет, – ответил Кирилл, – я с заложниками.
И в эту секунду Арсаев расхохотался.
Джамалудин стремительно обернулся. Ваха смеялся, запрокинув голову, и смех его напомнил аварцу уханье филина. Джамалудин, вне себя, подскочил к Вахе и ударил его наотмашь, рукоятью десантного ножа прямо в лоб. Лоб рассекла длинная красная нить, но Ваха словно не чувствовал боли. Он продолжал смеяться. Джамалудин ударил его снова, ребром ботинка по коленной чашечке, а когда Ваха упал, аварец саданул ему по печенке. Только тут Ваха всхлипнул и закричал, а Джамалудин ударил его снова, кованым каблуком по руке, вминая в пол длинные пальцы Вахи и ломая хрупкие кости запястья.
Ваха затих.
Джамалудин достал из кармана рацию.
– Арзо, – сказал Джамалудин, – я принял решение. Тебе придется уйти.
– Я выполнил твое условие, – отозвался Арзо, – а русские нет.
– Уходи. У тебя есть люди, оружие и горы. Спасибо тебе за то, что ты научил меня воевать. Жалко, что мы с тех пор все время сражаемся на разных сторонах.
– Ты делаешь ошибку, зять. В городе мятеж. Вместе мы будем его хозяева.
– Уходи.
Джамалудин выключил связь.
Кирилл поднял руку, чтобы смахнуть каплю на подбородке, и обнаружил, что капает не с крыши, а у него со лба.
Ваха Арсаев снова зашевелился на полу, кое-как поднялся и привалился к дощатой сцене.
– Он не уйдет, – сказал Ваха, – он хочет в рай. Я тоже. Знаешь, почему он позвал меня с собой? Он хотел с самого начала отдать меня тебе. Он думал, что он меня развел. А мне было плевать.
Джамалудин, вздернув уголки губ, посмотрел на Ваху.
– Ты не попадешь в рай, – сказал аварец, – клянусь Аллахом, Рай не для убийц детей! Ты отправил на тот свет сто семьдесят четыре человека, ты убил тех, которым не было и дня, и как ты объяснишь Аллаху этих мусульманских детей в Судный День?
– Они стали шахидами, – спокойно ответил Арсаев.
Джамалудин молча вынул из-за пояса «макаров» и сдернул предохранитель. Теперь он стоял в трех шагах от Арсаева, и ствол в руках аварца глядел главному террористу республики прямо в лоб.
– Джамалудин, – сказал Арсаев, – за этих детей я дам ответ Аллаху, а ты кто такой, чтобы спрашивать о них? Клянусь, если бы роддом взорвался по моей небрежности, и то бы я не был в Вечном Аду, а сейчас ты сам обосновал, что и этого на мне нет! Ты не родич им и не имеешь права мстить! Да и были б они родичами, тебе следует судить не по роду, а по шариату, а по шариату любой алим подтвердит тебе, что ты не можешь спрашивать с меня за козни неверных!
– Я плевал на такой шариат, – ответил Джамалудин.
– Берегись. Это слова кяфира.
– Если ты сказал мне «кяфир», то один из нас им точно стал, – усмехнулся Джамалудин.
– И я тебе обосную, что это не я! – ответил Арсаев. – Я эмир этого города, и горе тому, кто убивает тех, кто стал на путь джихада! Они непременно и справедливо будут в Аду!
– Ради тех, кто умер в роддоме, я согласен на Ад, – ответил Джамалудин.
Звук выстрела в замкнутом помещении был оглушителен. Первая пуля вошла Вахе между глаз, вторая легла чуть выше, разбрызгивая осколки кости и мозга. Колени Вахи медленно подогнулись, и он рухнул ничком на свежий, пахнущий ремонтом и лаком паркет.
Третья пуля вошла в голову лежавшем без сознания Комиссарову.
– Нет! – вскрикнул Миша Сливочкин… – Не…
Больше он ничего крикнуть не успел.
Пятый выстрел в Асхаба Хасанова слился со страшным хлопком от разорвавшегося в холле термобарического заряда.
Была весна; закатное вечернее солнце заваливалось куда-то в районе Бельгравии, в Гайд-парке плавали утки и цвели розы, и у Исторического Музея в самом центре Лондона толпились «Ролс-ройсы», «Мерседесы», и похожие на желтых жуков такси: российская деловая элита съезжалась на званый ужин в рамках Лондонского экономического форума.
Кирилл Водров, недавно назначенный глава российского представительства крупнейшей консультационной фирмы «Бегрстром и Бергстром», в галстуке бабочкой и смокинге, выгодно подчеркивающем его худощавую фигуру, вылез из серого «Бентли» с улыбающимся шофером-индусом. Правда сказать, далось ему это с трудом: его шеф, веселый, улыбчивый канадец Рональд Казери, помог ему встать на троттуар, и в руках Кирилл держал легкую трость с белой костяной ручкой. Трость эта, в сочетании с особой, военного оттенка хромотой, и ранней сединой в волосах тридцатишестилетнего менеджера, заставляла оглядываться многих, столпившихся в этот апрельский вечер у чугунной решетки, за которой пылали, окаймляя ведущую к замку дорожку, длинные газовые факелы.
Внутри было столпотворение; супруги министров и дочери олигархов блистали украшениями и драгоценностями; тут же, рядом с супругами и дочерями, одиноким клиентам улыбался целый цветник девочек от Пети Листермана, и хотя девочки проигрывали по части драгоценностей, они безусловно могли считаться украшением форума. Кирилл принял из рук какого-то спонсора билет бесплатной лотереи, выигрышем в которую было колье в сто двадцать тысяч долларов, и вспомнил, что русские в последнее время стали самыми крупными покупателями бриллиантов в мире. Только за последние два месяца, если верить статистике, их было куплено на сто миллионов долларов.
Безупречный дворецкий с выправкой часового при Мавзолее указал Кириллу номер его стола; стол был в пяти метрах от сцены, на которой готовился к выступлению хор мальчиков из Итона. Кирилл с облегчением отодвинул стул и скорее рухнул, чем сел, на сиденье, а потом он поднял глаза и замер. Прямо напротив него сидел президент республики Северная Авария-Дарго Заур Кемиров, и нерешительно оглядывал целую
