отражателями, лежит ничком, рядом валяется рваная кобура от «Макарова». Голова у мента какого-то странного вида — маленькая, желтая и совершенно лысая. Когда проезжаем рядом, вижу, что просто его уже объели до голого черепа и какая-то мелкая живность копошится там, где шея переходит в грудь. То ли крысы, то ли эти… хорьки…
— Притормозите. Снимать его?
— А зачем? Тоже невидаль. Что у утопленников, что у прочих, кого всякая мелкая живность обгрызла, жрать их начинают с мягких тканей — глаза, губы, лицо, потом жрут шею и в грудную клетку лезут. И у этого тоже. А оружие с него уже сняли. Поехали, нечего тут таращиться…
Действительно, диво-то…
Когда уже едем обратно, убедившись, что заправки целы и чем дальше к городу, тем все больше и больше зомби, Семен Семеныч устами Саши сообщает: по дороге можно заскочить на армейский склад техники неприкосновенного запаса.
Николаич уточняет, где сворачивать, потом очень недолго катим по проселочной дорожке, пока не упираемся в ветхий деревянный забор с колючкой наверху. Сотня метров вдоль серого дощатого забора — распахнутые настежь ворота.
— Интересное кино, — замечает Николаич.
На огороженном забором пространстве прямо под открытым небом стоят зеленые армейские машины. Частью, как успеваю заметить, прямо на своих колесах — не вывешенными. Тут и медицинские уазики — «буханки» и «шишиги», и КамАЗы с кунгами. Медленно катим, снимаю все максимально старательно.
— Может, вы остановите да я пешочком пройдусь — так все ж потряхивает.
— Ничего, ничего, общая картина ясна. А на входе от нас какая-то тварь в кусты шмыгнула — то ли собака небольшая, то ли хорь отожравшийся. Не стоит рисковать-то.
Вид у техники грустный — выцветший, пошарпанный. У некоторых машин даже стекла выбиты. В центре стоит жилой как будто домик, но оттуда никто не высовывается…
И нам там пока делать нечего. Единственное, что может быть еще интересным, — ряд запертых голубых контейнеров…
— М-да, могучий НЗ…
— Получается так, что смотреть надо. Те же кунги на КамАЗах мне лично понравились. Возможно, что техника еще ремонтопригодна… Все? Снято?
Снято. И мы выезжаем на Таллинское.
— Чудится или визжит кто?
— Где?
Николаич глушит двигатель. Действительно, вроде как визжит человек.
— Справа?
— Мне тоже так кажется.
— Не наши ухари «патсаны»?
— «Патсаны» так конкретно не визжат!
— Ну это как сказать. Там же с ним девка еще была.
— Нужна ли нам девка?
— Девки всегда пригодиться могут. Хотя если она под стать своему корешу…
— Да, Шлиппенбах ее так и рекомендовал.
— Ну что, кидаемся на выручку прекрасной даме?
— А надо ли? «Патсана» схарчили, доигрался член на скрипке. Девка вне себя, визжит, привлекает к себе всех, кто ходить может, скакать и прыгать. Сама она без мозгов. Делать, скорее всего, ничего не умеет, кроме как на понтах оттопыриваться да еще тусить не по-децки…
— Ну, может, еще родить сможет…
— Доктор, вы сами верите, что при такой правильной пацанской жизни девка здорова будет? Ладно, если у нее хватит мозгов бежать к нам, поможем. Если она куда-то понеслась в другое место, я ее по всем этим закоулкам искать не собираюсь.
Николаич берется за рацию:
— Ильяс, что наблюдаешь?
— Наблюдаю деваху. Оп, шайтаньга, уже не наблюдаю.
— Схарчили?
— Нет, она подалась через дорогу мимо АЗС, туда, где всякие домики.
— Сейчас ее видишь?
— Не-а. Там не просматривается.
— Получается так, доктор, что не судьба ей с нами ехать. Хватит мозгов до Мака добраться целой, глядишь, кто и подберет…
— Меня больше интересует, кто «патсана» сожрал.
— А нам не один черт? Шустрик или морф. Все, поехали…
Стоящие на ветру у перил КАДа попивают кофеек и что-то жуют. Правда, в бинокли тоже смотрят. Причем разделили территорию по секторам и ведут круговое наблюдение. Мне страшно интересно, перепутает кто из стоящих бинокль с кружкой и не попытается ли напиться из бинокля или приложить кружку к глазам. Но никто предметы не путает…
— Сейчас доедайте, проглоты, да догоняйте — мы вперед проскочим. НЗ снять сбоку. Будем в прямой видимости.
Сверху с приближением база армейского НЗ тоже не шибко впечатляет. Но, учитывая, что кому-то, вероятно, надо будет тут работать, заснять надо внятно, до деталей.
Наши пока не двинулись с места. Потому раз гора не идет к Магомету, то Магомет едет ругаться с горой. Ну или хотя бы ее поторопить.
Судя по тому, каким чертом подлетел Николаич к группе наших компаньонов и как вдарил по тормозам, намерения подтянуть дисциплину у него были самые серьезные. Но ничего не вышло, потому как одновременно с визгом тормозов совсем рядом, прямо в салоне машины за нашими спинами, раздался резкий крик:
— Херрасе!!!
Подпрыгиваем с Николаичем синхронно, как герои комичного мультфильма. Крик раздался над ухом, но нас-то всего двое в салоне машины. Лезем смотреть, кто орал.
— Чертов ара! Напугал до усрачки!
Мы и забыли, что у нас под одеялом сзади клетки с птицами. Выражение морды, да нет, скорее, лица у благородного попугая, возмущенное. Он просто кипит от негодования! Николаич конфузится под выразительным взглядом, снова накрывает клетки одеялом и, пряча свой конфуз, говорит:
— Вот раньше эти птицы кричали: «Пиастры»! — а сейчас кричат: «Херасе!» Куда катится мир!
— Да уже прикатился, чего уж тут…
Колонна трогается.
Оказаться снова в теплой кабине американца после продутой насквозь уазовской клетушки приятно. Николаич под предлогом заботы о тропических птицах избавился от клеток, теперь они у нас в кабине. Рассказываю об инциденте.
Спутники тихо веселятся, пока я пытаюсь найти объекты для съемки. Кроме небольшой фермы тут особенно-то смотреть не на что — поля, вдали взлетная полоса аэропорта Пулково, всякие полетные причиндалы для вывода самолетов на глиссаду, а еще дальше Пулковские высоты. Слева Ульянка — городской район, отделенный от нашей КАД рельсами железной дороги и станцией с тем же названием Ульянка.
Давно не был в этих местах, а ведь здесь детство прошло, причем уже сознательное детство… Когда после переезда пришел в новую школу — удивился. Тогда еще была такая игра «Зарница» — пионеры бегали с деревянными автоматами, и все, вроде как сейчас так понимаю, было предармейской тактической подготовкой школьников — как и НВП, к слову. Но обычно делалось это под руководством холодных сапожников, а то и учителок-женщин, потому и получалось коряво и глупо. Тут же первые попавшиеся на
