старался открыть сейф, код которого Уринсон поменял час назад, никого об этом, естественно, в известность не ставя. А покойный Лёша уверял, что Уринсон запасся золотом, и неслабо.
Офицеры московского ОМОНа
20 марта, вторник, вечер
Во дворе офисного здания «Фармкора», что на Садовом кольце, стояли два новеньких «Тигра» в милицейской раскраске — группа быстрого реагирования. Сидели в них не эсбэшники, а самые настоящие офицеры московского ОМОНа. Они тоже с семьями были отобраны для спасения, и к тому же им более чем хорошо заплатили. Их задачей был немедленный выезд в ту точку, где у какой-то из колонн возникнут проблемы. Какого рода проблемы могут возникнуть — омоновцам было яснее всех, они ещё с ночи насмотрелись на оживших мертвецов. Да и в закрытые решётчатые ворота офисного двора такие мертвяки уже несколько раз толкались. Ближе к вечеру их стало заметно больше.
Старший лейтенант Павлов, сидевший в головной машине, не выдержал в конце концов, выбрался из салона, подошёл к воротам и через решётку застрелил одного из мертвяков из своего ПММ. Тело свалилось на тротуар. Павлов оглядел улицу. Машины по Садовке ехали, а вот пешеходов видно не было совсем. Все прятались.
Старлей добежал обратно до здоровенного внедорожника, влез назад, в десантный отсек.
— Оно тебе надо? — зевнув, спросил сидевший на переднем сиденье массивный майор в камуфляже. В его здоровенных лапах АК-74М, лежащий на коленях со сложенным прикладом, казался игрушкой из чёрной пластмассы.
— Да надоели. Бродят и бродят, — ответил Павлов.
— И пусть бродят, — хмыкнул здоровяк. — Нам на них всех патронов не напастись.
Павлов только пожал плечами. Наступила тишина, говорить никому не хотелось.
Сергей Крамцов
20 марта, вторник, вечер
Когда баня протопилась, определились, что сначала в неё заходит смена женская. Если бы мы были на даче вчетвером, никто бы над сменами не задумывался, но поскольку здесь была и Алина Александровна, и её дочери, с нашей вольностью нравов не знакомые, то пришлось делиться на смены. В качестве дополнительного проявления деликатности мы с Лёхой натянули большое брезентовое полотно между деревьями, закрывающее от нескромных взоров то, что делается в открытом предбаннике и в летнем душе, куда будут выбегать охладиться парящиеся. Оборудовав таким образом «женскую половину» двора, мы отошли с ним на крыльцо. Таким образом мы стали первой сменой караула.
— Серый, знаешь, что я думаю? — задумчиво сказал Лёха. — Ты вон тот домик видишь?
Лёха показал на дачку с высокой островерхой крышей, расположенную на этой же улице, где и моя, на противоположной стороне и ближе к перекрёстку, по диагонали от нашего участка.
— Вижу. Продолжай.
— Там, как мне кажется, чердак удобный для НП.
Действительно, если засесть на чердаке этого домика, принадлежащего бывшему директору какого-то профильного института, то оттуда будут отлично просматриваться все подходы к моему дому, и самое главное, если ко мне в калитку будет стучаться кто-то совсем нежелательный, у него в тылу окажется кто-то с оружием, что может быстро решить исход любой драки в нашу пользу.
— Частная собственность… — поморщился я, хотя соблазн был велик.
— И чёрт с ней, — отмахнулся Лёха. — Мы же не грабить собираемся, а только чердак арендовать на несколько дней.
— А если хозяева приедут?
— Сомнительно, — скептически сказал он. — И если приедут, то убедим их, что это для их же блага. Типа возьмём под защиту и всё такое. Стволов у нас много, спорить не станут.
Вообще-то идея правильная, чего говорить. Надо было бы самому догадаться. Без НП никак нельзя, а вдруг друзья Оверчука всё же раскопают этот адресок?
— Разумно, — согласился я. — Ты аккуратно замок вскрыть сможешь?
— Посмотреть надо, но думаю, что смогу, — сказал Лёха. — Вряд ли на фанерном доме сейфовая дверь. В крайнем случае, аккуратно стекло высадим.
— Ну и иди посмотри, — распорядился я, раз уж мне тут командирские обязанности все делегировали.
Лёха вышел со двора, перепрыгнул через забор участка напротив. Молодец, соображает, что к НП надо ходить кружным путём, чтобы следами не выдать местоположение поста. Сейчас пройдёт задами соседских участков, и всё будет как надо.
Женщины ушли в баню, но Ксения осталась сидеть на крыльце, задумчиво гладя собаку. Нет, с этим надо что-то делать. Довезу её до места, и там пусть хоть в петлю лезет, это её проблемы, но до того момента мне заживо себя похоронивший в группе не нужен. И не из сочувствия, а потому что мешать будет, а может и всех под монастырь подвести. Я подошёл к ней, сел рядом.
— Не помешаю?
— Нет, — тихо, почти неслышно ответила она.
— Ксень, а почему ты в баню не пошла?
— Не хочу.
Она даже не смотрела в мою сторону. Её карие глаза были направлены в такую даль, откуда ответа её мыслям ждать точно не стоило.
— У меня здесь отличная баня, — сказал я ей. — И теперь неизвестно, когда ты попадёшь в такую. Может быть, и никогда уже.
Своей баней я, кстати, вполне законно гордился. Баня была действительно отличная. Она была лучше самого дома, на мой взгляд. И важнее.
— Пусть, — пожала плечами Ксения.
— Ксень, я всё понимаю, но ты должна очнуться, — вздохнул я. — В приказном порядке. Это важно, причём не только для тебя, но и для всех остальных.
— Почему?
— Потому, что начинается Катастрофа, и нам надо спасаться. А ты будешь мешать это делать, — взялся я терпеливо объяснять, хотя, если честно, было желание одновременно надрать ей и уши, и задницу, да ещё и надавать подзатыльников.
— Почему? — также, не поворачиваясь, спросила она.
— Человек в таком настроении, которому всё безразлично, опасен для тех, кто идёт с ним. Ты превращаешься в постоянную проблему для всех. Ты неадекватна, а неадекватные не выживают сами и тянут за собой других.
Я знал, в какое место ткнуть, чтобы вызвать реакцию. Так и вышло — на последние слова она явно среагировала, разозлившись.
— А кто начал эту Катастрофу? — Она посмотрела мне в глаза. — Я начала. Я начала нести этот бред про несчастных обезьянок. Думаешь, мне действительно важна их судьба? Мне плевать было на этих обезьян, я хоть и люблю животных, но не настолько. Я вот Мишку люблю. — Она потрепала сидевшего у её ног пса по загривку. — И своего кота люблю, а на обезьян в лаборатории мне плевать. Но мне обязательно надо было всем показать, какая я передовая, какая умная и какая продвинутая. Общественный деятель, свет в окошке для будущих поколений либералов!
Я пожал плечами. Затем сказал то, что и правда думал:
— Мы все хороши, играли с огнём. Теперь поздно что-то менять. Теперь остаётся только драться за
