Мы прокорячились с курсантом практически час. Когда уже отчаялись, он наконец задышал и очнулся – прямо в холле все той же больницы, когда к нам уже шли коллеги.
– Надрать бы тебе, Ленька, уши! – радостно говорю я курсанту.
– Кхы, кхы! За что???
Взгляд у ожившего чист и невинен, как у младенца. А, ну да, судя по тому, что пловчиха в ванне ничего не помнила, у нашего артиста тоже провал в памяти. Значит, ругать его без толку – как щенка, который уже не помнит, что натворил пару минут назад.
– А ты еще спроси, как положено в таких ситуациях, «где я?»!
– Где я??? – вопиет обалдевший курсант.
– В холле больницы.
– Что???
– То, свинтус грандиозус, – несколько невнятно отвечаю ему.
Коллеги ухмыляются и явно радуются тому, что обошлось без их вмешательства.
– Сколько он был без сознания? – спрашивает толстячок с усами.
– Примерно около часа. В воде пробыл семнадцать минут, – отвечает за меня Филя.
– Повезло ему… – удивляется коллега.
– Относительно повезло.
Недоумевающего Леньку утаскивают из холла. Он, правда, пытается спрыгнуть с каталки, но это у него не выходит по двум причинам: координация движений у парня не вполне восстановилась, а вот у коллег с координацией все в порядке. Любуемся кобурой на заднице у толстячка.
Главврач таки заставила своих носить оружие – и ничего, судя по всему, привыкли. Забавно, сколько копий было переломано до Беды о праве ношения оружия, сколько споров было. Впрочем, мне всегда казалось, что всем оружие доверять нельзя. В армию, в конце концов, не всех же берут, но наличие оружия может помочь.
Мне фиговый газовый пистоль помог и наглядно показал, что вооруженным людям не хамят. Шли мы по парку несколькими семьями с детенышами, вели степенные разговоры. В частности, одна мамка рассказывала, как у них под окнами квартиры в фирме «Лето» вылезшие в подкоп из вольера сторожевые кавказские овчарки загрызли насмерть сантехника той же фирмы. Живописно так рассказывала, с подробностями, как собачки уже умершего зубами рвали, а он нелепо дергался.
Тут вдалеке такой добрый душевный лай послышался, причем приближался явно… Я занял удобную позицию, приготовился к стрельбе. Бежит как раз кавказец размером с теленка. Естественно, без удил и седла и с явным интересом показать нашей кумпании, кто в лиси пан…
Ну, я и бахнул по нему. Эффект был потрясный! Впервые видел, как передняя половина пса уже бежит назад, а задняя все еще вперед.
Несколько позже прибежали хозяева и – маслом по сердцу – вместо привычного: «На себя намордник надень, собака поумнее тебя, козел, я те щас покажу!» вели себя нежно и трепетно, косясь на пистоль. Еще и приятель мой подбавил огоньку, заявив, чтоб они не волновались, коль собака убежала, то не сразу сдохнет, может, они ее и вылечат…
Водолазы, по-моему, тоже с облегчением переводят дух, глядя вслед незадачливому Леньке. Сейчас они явно собираются куда-то двинуть из больницы, и вид у них деловой, особенно у Фильки.
– У нас два часа – потом отплываем. Ты здесь остаешься? – спрашивает Филипп.
– Ага.
– Тогда ладно, мы за тобой заедем. А то поехали с нами? – Филя подмигивает заговорщицки.
– И что будет?
– В порядок себя приведем. И тебя заодно. Винца выпьем, позавтракаем.
– Не, спасибо, конечно, но мне тут пару пациентов еще проведать надо.
– Смотри сам, только ваш этот молодой и ранний не очень-то захочет слушать, что «старшой» посоветует. Только обидится.
– Я понял, – киваю в ответ.
– Тогда ладно – два часа!
Странно, только сейчас заметил, что у самого младшего водолаза свежая перевязка – на все предплечье. Уверен стопроцентно: когда отплывали из лагеря, у него все в порядке было.
– Эй, ихтиандры, откуда перевязка-то? – останавливаю я их.
– Порезался о какую-то дрянь, когда дно ощупывали. Хлама там всякого… А что? – недоумевающе отвечает раненый.
– А кто перевязывал?
– Надюшка. Да в чем дело-то?
– Может, скобки наложить или швы?
– Не, фигня. Просто царапина глубокая. Я ж говорю: там, как и везде, всякого на дне хлама – и стекла, и железяки. Филимонидес даже жмура нашел – пришлось в сторону оттаскивать, чтоб не мешал.
– Что, утопленник? Серьезно? – передергивает меня.
– Слушай, йятр, жмуров сейчас везде полно. Чего напрягся-то? – удивляется Филя.
– Ну страшно же! Там не видно ни хрена.
– Э, мертвые не кусаются! То есть наши, подводные, мертвые не кусаются. Это ваши, наземные, совсем от рук отбились.
– А как поняли, что это не Ленька?
– Бре, это просто. Подняли, посмотрели – наш в касках был, а эта без половины головы. Упокоенная, наверно, – невозмутимо объясняют мне очевидное.
– Фигасе!
– Ладно, харе болтать. Времени и так мало. Все – мы за тобой заедем! – заканчивает разговор Филька.
Парни выкатываются на улицу, хлопают двери. В холл врывается холодный воздух. С минуту смотрю им вслед: на вид меланхоличные вроде ребята. Так и не подумаешь, на что способны. Ну они-то в этом деле героями выступили, не отнимешь. Тут нам повезло, что они рядом оказались. Мне кажется, я бы сдох от страха, вытащив из мутной воды раскромсанную покойницу, а они спокойно заценили: «Не, не то» – и всех дел.
Поднявшись наверх, застаю неожиданную картину – медики и пациенты сидят в зале, а наш вчерашний знакомец-майор явно читает лекцию. Сидя, что характерно. На столе лежат различные пистолеты и автоматы. Майор тоном лектора выговаривает прописные истины, которые, однако, явно внове большей части народа в зале:
– Еще раз про меры безопасности. Я уже много про это рассказывал, но сейчас кое-что акцентирую. Да, незаряженное оружие не стреляет никогда. Это такое оружие, которое ты только что лично (сознательно, а не формально!) проверил на незаряженность и с тех пор не выпускал из рук. Все остальное потенциально заряжено. Враг незаметно сунул патрон, пока ты секунд на десять отвернулся. Враг залез в твой личный опечатанный сейф и дослал патрон. И никаких смехиечков. Теперь, почему нельзя направлять на людей даже гарантированно незаряженное оружие. Потому что это скотство. Ты знаешь, а он-то не знает. Он не проверял лично и не уверен. Если нужны постановочные действия, оружие проверяется на незаряженность совместно и с этого момента не исчезает из поля зрения кого-либо из участников ни на миг. Это понятно?
Судя по кивкам в зале – понятно.
Меня кто-то дергает за рукав, осторожно, но настойчиво. Оказывается, та самая молодая медсестричка.
– Вас просил подойти ваш командир. Пойдемте, провожу.
Николаич, как образцово-показательный больной образцово-показательно лежит под капельницей и читает книжонку в мягкой обложке. Увидев меня, откладывает ее на тумбочку. Странно он выглядит – один в палате. Правда, палата очень маленькая.
Здороваемся.
– О, видите – респект оказали. Всех ходячих погнали на лекцию к майору, а мне разрешили полежать.