Как там лекция?
– Ну. Вроде дельно читается. Толковые вещи говорит этот танкист.
– Рассказывайте, что нового, как тут оказались…
Но рассказать толком не успеваю ничего. За дверью раздается приближающийся шум, и среди гвалта я отчетливо слышу выкрикнутое характерным голосом:
– Вы жалки!
Нет, я точно убью этого чертового курсанта, сколько ж можно-то, в самом деле, клоунадой заниматься. Ничему дурак набитый не научился!
Виктор проснулся ни свет ни заря. Полежал. Обдумал еще операцию. Автомастерская, которую он решил сегодня посетить, лежала на второстепенной дороге, да еще и не на самой дороге, а на ответвлении от нее. Вроде бы там были остатки деревни. Во всяком случае, еще дома три-четыре вроде б были. И сараи.
Еще там воняло. Так воняло под Новгородом, где щедрые городские власти выдали землю под садоводства аккурат рядом с громадным свиноводческим комплексом. Значит, рядом с автомастерской свинарник. Будут ли там живые свинки или уже дохлые, тоже интересно.
Тихо одевшись, Виктор сходил к газгену. Посмотрел, какие детальки нужны, померил все, что нужно, накидал на бумажке размеры. Вроде б не так все сложно. Нет, точно, все можно восстановить. Он справится.
Виктор ухмыльнулся. Электрогенератор на дровах – это лихо.
Заправил машину по пробку. Канистры сложил сзади – мало ли, вдруг удастся разжиться бензином. Не лишним будет. Проверил все, что было в машине, включая огнетушитель и аптечку. Посмотрел в небо и увидел, что из трубы занятого ими дома валит дымок. Ирка завтрак готовит.
Жена была молчалива, завтрак соорудила плотный. Попили кофе, поели.
Прихватив тяжелую тушку ДП и запасные диски, Виктор вышел из дома, почувствовав с досадой, что жаль уходить из уютного тепла.
Недолго пожили, а уже своим домом почувствовал. И такой желанный и дорогой совсем недавно бункер в лесу, заботливо построенный для выживания при катастрофах, показался теперь темной медвежьей берлогой. Но в этом своем ощущении Виктор не признался бы даже под пыткой. Подумав об этом, он невесело ухмыльнулся, почувствовав фальшь своей мысли – положим, под пыткой, наверное бы признался, да только где взять такого дурака, который стал бы пытать по такому пустяковому вопросу.
– Вить, ты только не сердись, – повернулась к нему Ирка, – но ведь верно же, что тут жить лучше. Ты даже сегодня не стонал и не храпел.
О, а вот и сыскался пытатель. Точнее, пытательница, да это все пустяки.
– Ладно, – снизошел Витя, – раз тебе тут нравится, то поживем здесь.
– Спасиба, милый! – Ирка звонко чмокнула мужа в щеку.
Скоро и поехали. Ирка еще загрузила торбу с едой и термосом. Взяла в руки короткую помповушку, к радости Витьки, проверила оружие и устроилась на своем переднем сиденье.
Витя попинал колеса, хотя еще совсем недавно проверил их с манометром, выдохнул воздух из легких и сел за руль.
УАЗ заурчал и попер на встречу с автомастерской. Виктор прикинул, как ему лучше подобраться, рассчитал по расстоянию, подумал о точке, с которой осмотрит деревушку. Глянул на свою супругу. Ирка сидела напряженно и внимательно шарила глазами по всему, что могла оглядеть.
Убивать курсанта не получается – мимо меня на каталке проезжает тот самый Фетюк, которого так точно и удачно передразнивал Ленька. Ну все, пропал калабуховский дом. Раз это существо здесь, значит, тут тоже сейчас начнутся глад, мор и все казни египетские. Нет, конечно, кто как, а я уверен: несчастливость – это такое же заразное явление, как грипп. Разумеется, Фетюк и тут скандалит. Пользуюсь тем, что на меня оглядывается один из сопровождающих каталку медиков, и жестом зову его к себе.
Каталка едет дальше, увлекаемая смутно знакомыми тетками – вроде видел я их в самом начале, чуть ли не в первый же день Беды, стояли тут с автоматами в холле. Мужик подходит ко мне. Здоровенный. Повыше меня, физиономия добродушная и странный шрам крестом на щеке. Почему-то вспоминаются виденные на картинках позапрошлого века немецкие бурши после своих дурацких дуэлей. Традиция была у немецких студентов в конце XIX века дикая для всех других европейцев – вызывать друг друга на дуэли, которые проходили более чем странно: дуэлянты, вооруженные недосаблями шлегерами[16] и закутанные в своеобразные кожаные доспехи (фартук, шарф, перевязь правой руки и перчатка), надев очки из металлической сетки, сосредоточенно долбали друг друга по голове и лицу, стоя практически неподвижно. Собственно, все это было для приобретения кучи шрамов – германские девушки, и без того любившие студентов, от скартированных буршей просто таяли. Француженки, наоборот, не понимали, что в изрубленной морде красивого.
– Коллега? – спрашивает меня этот бурш.
– Я хотел предупредить об этом пациенте, довелось с ним уже общаться…
– И что вы хотите сказать?
– Он очень хорошо пускает пыль в глаза. Создает себе дутый авторитет, когда же дело доходит до дела, все кончается сварой, руганью и дракой. Не совсем понятно, но он очень тонко ориентирован в нюансах гомосексуальных отношений, богатая лексика именно в этом плане.
– В наших армейских кругах обещание… э-э-э… гомосексуально употребить нерадивого подчиненного тоже широко распространено, – ухмыляется коллега.
– Ну это так, но там нет акцентировки на гомосексуальные тонкости. Шаблон, дурное знание предмета…
– Я вас понял. Спасибо, но мне такие уже попадались. Собственно, картина довольно понятна – это человек, страдающий психопатией возбудимого круга. Правда, возможен вариант – не психопатия, а психопатизация, то есть не врожденная аномалия, а приобретенная, например после травмы головы. Отсюда и злобность совершенно не по делу, выпирание собственной персоны, влезание везде и всюду, в том числе туда, где его послали «на хутор бабочек ловить», а он все является и пытается торжествовать. Плюс интерес к «гомосятине» в беседе, но не на деле. Это так он понимает свою крутизну. Вроде как в «Полицейской академии»: «Настанет день, Махони, когда я буду держать твою розовую задницу в руках…» А персонаж совсем не гомо – вполне гетеро, но именно так он должен ощущать себя крутым. Именно это, а не другое говоря.
– Солоно вам с ним придется! – сочувствую я.
– Психопат вполне понимает, что нарывается, и готов свернуть наезд, но, почувствовав слабину в противодействии, распоясывается, – явно со знанием дела поясняет здоровяк. – Если же он знает, что получит отпор, и получает, то успокаивается и переходит к нормальному уровню общения. Особенно благотворно работает метод «по рогам». Неплох старый метод с сульфозином, но в полевых условиях малоприменим. С таким сложнее всего его домашним. В общении с близкими людьми может сорваться без повода и мелочь превратить в нечто заоблачное – на определенное настроение. В другое время нормален, и жена может точно определять, когда следует молча подать шляпу, выпроводить его на работу и лучше не начинать беседу с ним. Иногда это четко сочетается с определенной погодой, иногда зависит от движения мочи в организме и заранее не определяется. Нахамив жене без повода, способен извиниться и пообещать, что больше так не будет. Совершенно искренне, но сорвется снова – это выше его. Таких людей называют «люди с коротким фитилем».
– О, очень грамотное описание! А фитилек-то, того, прикрутить надо, коптит!
– Да ничего особенного, достаточно характерное явление, прикрутим. Вы тот самый врач из охотничьей команды? – спрашивает он меня.
– Ага, – отвечаю ему и представляюсь.
– Очень приятно. А я Глеб Валерьевич.
Жмем друг другу лапы. У него очень мягкая кожа, нежная и бархатистая, но рукопожатие крепкое – силен, видно. И, наверное, неплохо владеет перкуссией и пальпацией – не зря же о лапах заботится. Правда, у учившегося на нашем курсе карточного шулера тоже были такие же мягкие лапки. Когда нужна повышенная чувствительность пальцев, высококлассные специалисты таких разных профессий, как врач и шулер, оказываются в одном ряду.
