Танец с драконами

запретили со мной разговаривать? Или какой-нибудь карлик вдул твоей матери?

Ответа вновь не последовало.

– Скажи хоть, куда мы плывём?

Джейме упоминал о Вольных городах, но никогда не говорил ничего определённого.

– Браавос? Тирош? Мир?

Тирион предпочёл бы отправиться в Дорн. «Мирцелла постарше Томмена, и по дорнийским законам Железный Трон должен принадлежать ей. Я помогу племяннице потребовать то, что ей причитается, как и предлагал принц Оберин».

Но Оберин мёртв, его голову размозжил закованный в броню кулак сира Грегора Клигана. А без Красного Змея за спиной станет ли Доран Мартелл даже думать о подобной авантюре? «Вместо этого он может заковать меня в железо и отправить обратно к ненаглядной сестрице». На Стене было бы безопаснее. Старый Медведь Мормонт говорил, что Ночному Дозору нужны люди вроде Тириона. «Хотя, наверное, Мормонт уже умер, а Слинт стал новым лордом- командующим». Вряд ли сын мясника забыл, кто отправил его на Стену. «Неужели я хочу всю оставшуюся жизнь есть солонину с овсянкой вместе с ворами и убийцами?» Впрочем, остаток его жизни не будет слишком долгим. Янос Слинт об этом позаботится.

Юнга сунул щётку в воду и мужественно продолжил скрести.

– Ты бывал когда-нибудь в лиссенийских борделях? – спросил карлик. – Может, это туда отправляются шлюхи?

Тирион вряд ли бы вспомнил, как сказать по-валлирийски «шлюха», и, в любом случае, поздно было вспоминать. Мальчишка уже бросил щётку в ведро и отправился прочь.

«Мой мозг одурманен вином». Тирион учился читать на высоком валирийском, ещё сидя на коленях у своего мейстера, хотя то, на чём общаются в девяти вольных городах... это был не то чтобы диалект, а скорее девять диалектов, переходящих в девять разных языков. Тирион знал несколько слов на браавосском и немного говорил на мирийском. Благодаря одному знакомому ещё с Утёса наёмнику, он легко мог грязно ругаться, обозвать любого мошенником и заказать кружку эля на тирошском. «В Дорне хотя бы разговаривают на общем языке». Как и всё дорнийское – пища, законы – их речь была приправлена ароматами Ройна, но с этим можно справиться. «Да, Дорн – по мне». Вцепившись в эту мысль, словно ребёнок в куклу, карлик добрался до койки.

Тирион Ланнистер никогда не мог легко уснуть. А на борту этого корабля и подавно, хотя время от времени он ухитрялся напиваться до такого состояния, что ему удавалось ненадолго отключиться. Во всяком случае, снов он не видел. На его короткий век их и так было предостаточно. «И разных глупостей тоже: любви, справедливости, дружбы и славы. Как и мечты стать высоким». Теперь Тирион знал: всё это ему недоступно. Он не знал, куда отправляются шлюхи.

«Куда отправляются шлюхи», – сказал отец. «Его последние слова, и какие!» Арбалет тренькнул, лорд Тайвин осел назад, и Тирион Ланнистер оказался в темноте, ковыляющий бок о бок с Варисом. Должно быть, он каким-то чудом сумел спуститься по шахте на двести тридцать ступенек туда, где сияли оранжевые угли в глотке железного дракона. Но ничего этого он не помнил. Только звук арбалета и вонь от дерьма обделавшегося отца. «Даже умирая, он ухитрился меня обгадить».

Варис провёл его сквозь туннели, но они не перемолвились ни словом, пока не добрались до Черноводной, где Тирион одержал великую победу и оставил половину носа. Здесь карлик повернулся к евнуху и тоном, которым человек обычно говорит о том, что уколол себе палец, сообщил:

– Я убил отца.

Хозяин шептунов был одет в побитую молью грубую коричневую рясу с капюшоном, скрывавшим гладкие толстые щеки и круглую лысую голову.

– Лучше б вы не поднимались по той лестнице, – укоризненно заметил он.

– Куда отправляются шлюхи. – Тирион предупреждал отца не произносить при нём этого слова.

«Если б я не выстрелил, он бы увидел, что это лишь пустые угрозы. Он вырвал бы у меня арбалет, как вырвал из моих рук Тишу. Отец уже поднимался на ноги, когда я его застрелил».

– Шаю я тоже убил, – признался он Варису.

– Вы знали, кем она была.

– Да. Но я не знал, кем был он.

Варис хихикнул:

– А теперь знаете.

«Нужно было прикончить и евнуха тоже». Чуть больше крови на руках, чуть меньше – какая разница? Тирион не мог сказать точно, что удержало его руку с кинжалом. Только не признательность. Варис спас его от палача, но только потому, что на него нажал Джейме. «Джейме... нет, лучше о нём не думать».

Вместо этого он нашарил полный мех с вином и присосался к нему, словно к женской груди. Красная кислятина потекла по подбородку, пропитав и без того испачканную тунику – ту самую, в которой он сидел в камере. Палуба под ногами качалась. Когда Тирион попытался встать, она убежала из-под ног куда-то в сторону, и он больно треснулся о переборку. «Или это шторм, – дошло до него, – или же я напился сильнее, чем думал». Его стошнило вином, и некоторое время он валялся в луже, размышляя, не утонет ли корабль.

«Это так ты мне мстишь, отец? Всевышний Отец назначил тебя своей десницей?»

– Такова плата отцеубийце, – произнёс он, прислушиваясь к завывавшему снаружи ветру.

Не справедливо топить юнгу, капитана и всю остальную команду за грехи карлика, но когда боги поступали справедливо? И обступившая со всех сторон темнота жадно поглотила его.

Когда карлик очнулся вновь, голова разламывалась на части. Корабль совершал какие-то резкие круговые манёвры, хотя капитан утверждал, что они прибыли в порт. Тирион попросил его говорить потише. Здоровенный лысый матрос схватил Тириона под мышку, и, не обращая внимания на его слабые брыкания, потащил в трюм, где поджидала пустая винная бочка – низкая, маленькая и тесная даже для карлика. Всё, на что оказался способен Тирион, это обмочиться. Его запихнули в бочку вниз головой так, что колени оказались возле ушей. Обрубок носа невыносимо чесался, но руки были прижаты к телу так сильно, что он не мог даже пошевелиться, чтобы его почесать.

«Паланкин, подходящий для человека моего телосложения», – пронеслось в его голове, когда забили крышку. Тирион слышал чьи-то крики, пока его куда-то катили, и с каждым ударом бился головой о дно. Мир вокруг беспрерывно вращался, бочка катилась вниз, а затем внезапно остановилась с таким треском, что он чуть не заорал. А когда в неё врезалась другая бочка, Тирион прикусил язык.

На его памяти это было самое долгое путешествие в жизни, хотя в действительности оно не могло длиться больше получаса. Его поднимали и опускали, катили и укладывали в штабеля, переворачивали, ставили ровно и вновь куда-то катили. Сквозь деревянные планки до него доносились крики людей, и один раз он расслышал неподалёку лошадиное ржание. Онемевшие ноги начало покалывать, и вскоре они ныли так, что он начисто забыл про головную боль.

Всё закончилось также, как началось: бочку опять покатили, отчего у него закружилась голова и прибавилось ушибов. Снаружи раздавались чьи-то голоса, разговаривавшие на незнакомом языке. Кто-то принялся долбить бочку сверху, и крышка внезапно треснула. Внутрь хлынули свет и свежий воздух. Тирион жадно вдохнул и попытался встать, но только опрокинул бочку набок, вывалившись на плотно утрамбованный земляной пол.

Над ним возвышался необъятных размеров мужчина с разделённой на две части жёлтой бородой. Толстяк сжимал в руках деревянный молоток и железное долото. Вполне способная послужить шатром на турнире рубаха, перехваченная незатянутым ремнём, демонстрировала свету огромное белое брюхо и пару больших, покрытых жёстким светлым волосом грудей, болтавшихся, словно мешки с салом. Он напомнил Тириону дохлую морскую корову, которую однажды принесло море в пещеры у подножия Кастерли-Рок.

Толстяк глянул вниз и ухмыльнулся: