мертвого сына и делал вид, что это его ребёнок. Сир Акселл утверждал, что время от времени принц даже подыскивал мартышке невесту. Лорды, удостоенные такой чести, всегда вежливо, но твёрдо отказывали.
– Даже разодетая в шелка и бархат, обезьянка остаётся обезьянкой, – закончил рассказ сир Акселл. – Принц поумнее знал бы, что обезьянке не под силу заменить мужчину.
Люди королевы смеялись, а некоторые открыто ухмылялись Давосу в лицо.
Тюленьи Врата были закрыты на ночь, и Давос не мог вернуться на «Весёлую Повитуху» до рассвета. Ему предстояло провести здесь всю ночь. Он посмотрел на Старика-Рыбонога со сломанным трезубцем.
Замковая Лестница была настоящей широкой улицей, вымощенной белым камнем, которая поднималась прямо от воды у Волчьего Логова и взбегала по холму к Новому Замку. Дорогу Давосу освещали мраморные русалки с чашами, наполненными горящим китовым маслом. Дойдя до вершины, он оглянулся. Отсюда были видны гавани. Обе. Внутренняя, скрытая стеной причала, была битком набита галерами. Давос насчитал двадцать три. Лорд Виман может и был толстяком, но явно не был лентяем.
Ворота в Новый Замок были закрыты, но в ответ на его крик дверь в караульной будке отворилась, и оттуда вышел охранник, чтобы узнать, в чём дело. Давос показал ему чёрно-золотые ленты на королевских печатях.
– Мне необходимо встреться с лордом Мандерли лично, – твердо заявил он. – Это дело касается его и только его одного.
Глава 16. Дейенерис
Гладкие, выбритые тела танцоров, покрытые маслом, блестели в свете факелов, перелетавших из рук в руки под бой барабанов и трель флейты. Всякий раз, когда два факела встречались в воздухе, между ними, кружась, проскакивала обнажённая девушка. Свет пламени выхватывал из темноты блестящие ноги, руки, груди и ягодицы.
У танцующих мужчин была эрекция
Разгадать же мысли почётного гостя было сложнее. Бледный худой крючконосый мужчина, сидевший с ней за головным столом, великолепно выглядел в бордовых шёлках, расшитых золотыми нитями. Он элегантно, маленькими кусочками ел фигу, и его лысая голова блестела в свете факелов. Когда Ксаро Ксоан Даксос поворачивался вслед за танцорами, выложенные вдоль его носа опалы мягко мерцали.
В честь гостя Дейенерис оделась по моде Кварта, в шёлковый фиолетовый наряд особого кроя из тончайшей ткани, оставлявший левую грудь открытой. Её серебристо-золотые волосы струились по плечу, ниспадая почти до соска. Половина мужчин в зале украдкой бросали на неё взгляды, но не Ксаро.
Под нарастающий бой барабанов три девушки взвились в воздух над факелами. Танцоры поймали их за талии и опустили на свои члены. Дени смотрела, как женщины выгнули спины и обвили ногами своих партнёров, пока плакали флейты и мужчины двигались в такт музыке. Наблюдать половой акт было для неё не в новинку – дотракийцы совокуплялись так же открыто, как их кобылы и жеребцы. Однако она впервые видела, чтобы похоть совмещали с музыкой.
Лицо Дени пылало. «
Между фиолетовыми колоннами висел дым. Танцоры опустились на колени и склонили головы.
– Вы были великолепны, – сказала им Дени. – Мне редко доводилось видеть такую грацию и красоту.
Она подозвала Резнак мо Резнака, и сенешаль спешно подошёл к ней. Капельки пота усыпали лысую морщинистую голову.
– Проводите наших гостей в купальни, пусть освежатся. И принесите им еды и питья.
– Это большая честь для меня, Великолепная!
Дейенерис протянула свою чашу, чтобы Ирри вновь её наполнила. Вино было сладким и крепким, с сильным ароматом восточных пряностей, гораздо лучше слабых гискарских вин, что ей наливали в последнее время. Ксаро внимательно осмотрел фрукты на блюде, поднесенном ему Чхику, и выбрал хурму такого же оранжевого цвета, как и коралл в его носу. Он откусил кусочек и скривил губы:
– Терпкая.
– Милорд предпочитает что-нибудь послаще?
– Сладость приедается. Вяжущие язык фрукты и острые на язычок женщины придают вкус жизни. – Ксаро откусил ещё кусочек, прожевал и проглотил. – Дейенерис, милая королева, не могу передать словами, какое удовольствие для меня вновь наслаждаться вашим присутствием. Кварт покинула девочка, потерянная и прекрасная. Я боялся, что она уплыла навстречу своей гибели, однако теперь нахожу её здесь, на престоле, хозяйкой древнего города, окружённой могучей армией, что выросла из мечты.
– Я рада твоему появлению. Приятно вновь увидеть твоё лицо, друг мой.
В течение многих веков Миэрин и его братья Юнкай и Астапор были оплотом работорговли, местом, где дотракийские кхалы и пираты с Островов Василиска продавали своих пленников, а остальной мир покупал их. Без рабов Миэрину практически нечего было предложить торговцам. В Гискарских холмах было полно меди, но теперь этот металл уже не ценился так, как в прежние времена, когда миром правила бронза. Кедры, когда-то возвышавшиеся вдоль всего побережья, исчезли, поваленные топорами Старой Империи или спалённые драконьим огнём во время войн Гиса с Валирией. Без деревьев почва высохла под горячим солнцем, и пыльные бури унесли её плотными красными тучами. «Эти бедствия и превратили моих людей в работорговцев», – сказала ей Галазза Галар в Храме Милости.
– Я должен был прийти, – томно ответил Ксаро. – Даже в таком далеком отсюда Кварте до моих ушей дошли ужасные истории. Я плакал, слушая их. Говорят, твои враги обещают богатство, славу и сотню рабынь-девственниц любому, кто убьёт тебя.
– Дети Гарпии. –