В зловещем молчании Рамон сосредоточился на бумагах, которые ему дал Мигель. Когда он пробежал глазами по последней записи, он взглянул на Мигеля:
– Что это за принадлежащее мне имущество в размере трех миллионов долларов, которое ты последним внес в список?
– Не совсем имущество, – угрюмо произнес Мигель. – Я обнаружил среди вещей твоего отца бумаги в доме в Маягуэсе. Насколько я понял, это ссуда, которую ты дал Сиднею Грину в Сент-Луисе девять лет назад. Он все еще должен тебе эти деньги, но ты не сможешь возбудить против него дело, пытаясь их вернуть. По закону ты мог в течение семи лет представить иск, время давно прошло.
– Ссуда была возвращена, – сказал Рамон, пожав плечами. – Нет, согласно записям, которые я обнаружил.
– Если ты копнешь поглубже, ты обнаружишь, что она была возвращена, так что не трать больше времени на досье. У тебя и так есть работа.
В дверь коротко постучали, и после этого немедленно появилась элегантная секретарша:
– Аудиторы из Нью-Йорка. А еще два репортера из местных газет спрашивают о запланированных интервью, и срочный звонок из Цюриха.
– Проводите аудиторов в комнату для совещаний, а репортеры пусть приходят через месяц, скажите, сейчас это некстати. Я перезвоню в Цюрих позже.
Кивнув, секретарша удалилась, и ее юбка пленительно обвивала длинные, стройные ноги.
Мигель проводил девушку глазами, и его лицо выразило восторг.
– Знаешь, твой отец хорошо разбирался в секретаршах. Элис просто изумительна, – заметил он тоном беспристрастного эстета.
Рамон отпер массивный стол и, не отвечая, вытащил три тяжелые папки с грифом «Конфиденциально».
– Кстати, о красивых женщинах, – продолжал Мигель с деланным безразличием, упаковывая бумаги и собираясь уходить. – Когда я смогу познакомиться с дочерью бакалейщика?
Дотянувшись до селектора, Рамон нажал кнопку и продиктовал инструкции Элис:
– Пусть Дэвид и Рамирес подъедут. Когда они появятся, отправьте их в комнату для совещаний к аудиторам. – Помолчав, Рамон произнес, все еще внимательно изучая документы:
– О какой дочери бакалейщика идет речь?
Мигель широко раскрыл глаза:
– О той, которую ты привез из Штатов. Эдуарде говорит, что она действительно хороша. Зная, как он не любит американских женщин, надо думать, что она чрезвычайно красива. Он сказал, что она – дочь бакалейщика.
– Дочь?.. – На мгновение лицо Рамона стало озадаченным, затем твердая линия его подбородка медленно расслабилась. Его глаза, холодные и жесткие, вспыхнули теплом, и необъяснимая улыбка коснулась его сурового рта. – Кэти, – громко произнес он. – Он говорит о Кэти. – Откинувшись на спинку кресла, Рамон прикрыл глаза. – Как я мог забыть, что здесь Кэти? – Глядя на Мигеля из-под полуприкрытых век, Рамон сказал с кривой улыбкой:
– Кэти – дочь богатого американца, который владеет большой сетью супермаркетов. Вчера я прилетел с ней из Штатов. Она будет жить у Габриэлы и Эдуарде в течение двух недель, пока мы не поженимся.
Пока Рамон кратко объяснял, почему ввел Кэти в заблуждение, Мигель снова уселся в кресло, которое он только что собирался покинуть. Он потряс головой:
– Dios mio, я подумал, что она твоя любовница.
– Эдуарде знает, что нет. Он действительно недолюбливает американских женщин и думает, что я изменю свое решение жениться на ней. Между тем, из уважения ко мне, он относится к ней как к гостье и не обсуждает с ней мое прошлое.
– Но вся деревня сплетничает о твоем возвращении. Твоя Кэти непременно узнает кой-какие сплетни.
– Услышит сплетни? Кэти не говорит по-испански. Поднявшись из кресла, Мигель бросил печальный взгляд на Рамона:
– Что касается членов моей семьи, они все говорят по-английски, и младший может нечаянно подставить тебя.
– Только лишь твои родители, Габриэла и ее муж помнят свой английский, – сухо заметил Рамон. – До сегодняшнего дня твои братья и сестры знали только испанский.
– Рамон, надеюсь, больше тебе нечем меня удивить?
– Я хочу, чтобы ты был моим шафером. Мигель угрюмо улыбнулся:
– Это меня не удивляет. Я всегда надеялся быть твоим шафером, ты ведь прилетел из Афин, чтобы быть моим. – Он протянул руку через стол:
– Прими мои поздравления, друг.
Его твердое рукопожатие выразило и удовольствие, и невысказанное сожаление по поводу финансовых потерь Рамона.
– Я вернусь к работе над бумагами твоего отца.
Зазвонил внутренний телефон, и голос секретарши сообщил, что два поверенных, которых Рамон вызвал, ожидают его в комнате для совещаний вместе с аудиторами.
Все еще оставаясь за столом, Рамон смотрел, как Мигель уходит, ступая по толстому золотистому ковру.
