район подаваться. Не везде же, думаю, врачей линчевать стали, а даже если и так – пора бы уже в себя прийти. Доехал я до Рудни и с одним глазом, благо ни гаевых не было на трассе, ни другого транспорта как- то. До блокпоста добрался, немного поостерегся, правда, не стал признаваться сразу, что я белый халат носил, а так поинтересовался – нет ли, мол, в вашем городе больнички, глаз полечить? А сам за реакцией слежу – не заскрежещут ли зубами сторожевые, не начнут ли плеваться, как мне давеча грозили… Те только вздохнули тяжело – мол, дом, который они больницей назвали, есть, да работать в нем некому – так, пара пенсионеров и фельдшеров. Там, как и везде, кроме, может, той краковской больницы, все в первый день, как реально началось, легли. Больницу потом, правда, зачистили, я в ней и обосновался попервости. Так вот там я и прожил с полгодика, лечил, спасал, как мог и как ситуация позволяла, пока меня к тому «макаронному королю» не подгребли…
– Какому еще «королю»? – непонимающе уставился на Дмитрия Старый.
– Случилось там проехать Бабаеву Кириллу Николаевичу – вот кого я запомнил, так запомнил. Он до Хрени на макаронах сидел и сумел, сука, в первые же дни сообразить, куда ветер дует, – не за границу стал сваливать с чемоданами долларов, а все свои склады и заводики приказал под охрану взять – купил за макароны и ментов, и вояк. Вот у них в районе ни одного детсада, ни одной школы не спасли – кроме тех детей, кого свыше было спасти позволено…
А через нас он чего поехал – тот самый хлебзавод из нашего города ему приглянулся: разнюхивал, сволочь, чего из оборудования можно вывезти.
– Ну чего так и сволочь? – пожал плечами Крысолов. – Все так делали…
– Делали, только не все людей воровали и ноги им перебивали, – вздохнул Дмитрий и кивнул на отставленную в сторону негнущуюся ногу: – Это у меня от него, на долгую память, так сказать. У него по пути неприятность, видишь, приключилась – сердце прихватило, чего и испугался он до полусмерти. Так-то он достаточно смелый был, не боялся по замертвяченным городам шататься да на месте смотреть, где чего урвать можно. Как Радзивилл какой-нибудь ездил: колонна – на джипах, сам – на «хаммере», их у него аж три штуки было, бэтээр – впереди… А тут натурально перетрусил. Может, того даже, что его пристрелят сразу свои же, да и объяснят все по-простому: перекинулся, дескать, бывает. Ну его к нам привезли, я его быстро вообще-то подлечил – фентанил, аспирин, нитроглицерин внутривенно, – ожил он буквально через час. Он меня зауважал. А еще больше – после того, как ко мне в тот же день утопленника привезли, а я его отреанимировал. Мне тогда просто-напросто повезло: октябрь уже стоял, вода холодная была, вот он и продержался те пятнадцать минут, что ко мне везли. Еще бы минут на пять – десять больше – все. Никакие примочки не помогли бы, даже секретные рецепты коренных народов Крайнего Севера. Ну и, надо сказать, бригада у меня там была опытная, дефибриллятор импортный, адреналина мы на него извели кучу – вот и получилось. Его это, однако, так впечатлило, что он давай меня к себе уговаривать личным доктором идти. Все, чего душа пожелает, обещал. Я бы, может, и согласился, да к тому времени у меня там любовь нарисовалась. Жила там одна медсестричка, одна в домике, да родители у нее старенькие были. Я ему про всех них заикнулся – Бабаев только поморщился:
– Хрена ли тебе в них? Бабу – другую найдешь, говорю же тебе – у меня в поселке их немеряно. А эти… Им и так скоро подыхать. Кто они тебе? Ну и плюнь.
Сказал он мне так, а я и встал на дыбки – просто больно уж в то время насмотрелся я, как на людей «плевали» и как быстро оскотинивались потом «плевуны». Отказался я, короче. Он немного еще поуговаривал, но не сильно – быстро отказался. Утром Бабаев попрощался со всеми – одарил всех, мне презентовал аж ящик «конины» хорошей – я и не заподозрил ничего. А тем же вечером меня прямо на подходе к дому – чисто как в «Кавказской пленнице»: мешок на голову и – фь-ють, – замысловато крутнул он рукой. – Никто и не заметил ничего, чисто взяли, ну так хрена ли – у него там спецназеры в охране служили, которые языков от «чехов» перетаскали больше, чем я – из тарелки с заливным. Вот даже не то до сих пор бесит, что украли меня, а то, что кто-то же выпустил их из города: свои же продали, как девку в бордель… Хлороформом, правда, меня не усыпляли, и по голове «…с расчетом на кратковременный рауш…», – он произнес эту явно заимствованную откуда-то фразу с издевкой, – не били – придушили слегка только, мягонько так, чтобы у меня охота сопротивляться отпала. Ну и объяснили шепотком, что мне за крики будет, а после поста уж – кричи не кричи. Но не проверяли же нас, хоть и должны были, знаю!!! А, да ладно… Вот так я у Бабаева и очутился, на него работать стал. Сказать, что мне у него там плохо было, – так нет. Все, как он и обещал, выполнил. И жилье, и жратва, и девки веселые. – Он поморщился. – Только все – в пяти минутах от него. Я же ему, дурак, сам после той удачной реанимации распинался, сколько кора мозга живет без поставки кислорода и как холод замедляет процесс умирания. Вот так и повелось, с ним всегда рядом баллон с кислородом, мешки со льдом, чтобы, значит, как если что, сразу его обложить, и я в качестве, так сказать, обслуживающего механизма. Можно было бы и к этому привыкнуть, моя тюрьма была все же, по нынешним меркам, сверхкомфортабельной. Да чего там – знаю, что многие мои коллеги с радостью согласились бы на такую работу – ни хрена не делаешь в общем-то, а все у тебя есть. Я ему только для реанимации и нужен был – все остальное у него другие доктора выполняли: и хирург у него был личный, и терапевт. Один нюанс, правда, все же существовал: в первый же день моего пребывания в этих, так сказать, гостях Бабаев громогласно объявил всем своим слугам, что доктор вот этот – его спасать будет, если что, за что ему всяческий почет и уважение оказывать следует, но если все же не спасу я пресветлое тело, то его, Бабаева, сразу упокаивать не следует, а следует его в недоупокоенном виде оставить с доктором поговорить, причем для разговора доктора ему подавать частями, начав с неумелых рук, тщательно сохраняя все остальное. Ну а потом уж и весь организм предоставить. Не сомневаюсь, Бергман – начальник охраны у него был, то ли немец, то ли еврей – выполнил бы указание в точности. Преданный был, как собака, за то, что семью тот его спас. А рано или поздно сей счастливый момент наступил бы – ишемическая болезнь сердца у Бабаева была как минимум второго класса, жрал он водовку, как не в себя, и брюшко было солидное, не курил, правда, только. Только и дамоклов меч тогда страшен, когда периодически все же с волоска того срывается и кого-нибудь рядом протыкает, а так – висит себе и нехай висит, сколько вкусного еще вокруг.
Но меня скорее напрягало не это, а то, что скукотища там была смертная. Ты же знаешь, – обернулся он к Старому, – в реанимации, как и в пожарных, как и в спецназе каком-нибудь, – привыкаешь к адреналину, без него потом как без наркотика, да и есть это в общем-то тот же вид наркомании. Кто в горы лезет, кто на Север едет, кто на байке каком-нибудь голову сламывает – а все для того, чтоб наркотик тот заполучить. Да и деквалифицируешься без практики быстро. Колюня наш уж на что крутой анест был, а «ушли» его в главные врачи – и все, через два года «потух», надо было, помню, наркозик небольшой дать, а у него руки дрожат. А тут кто чем занимается: кто строит, кто машины варит, кто на морфов охотится. Один я мозоль на пузе ращу. Так что я и рад оказался, когда ко мне одного охранника бабаевского приволокли – он совсем доходной был, подстрелили его где-то. Ну я и давай по старой памяти изгаляться – подключичку ему ставить, гормоны-растворы. Мне ж там цельный реанимационный зал оборудовали, все, чего заказал, – все привезли, в двух экземплярах. А на ту беду у Бабаева приступ случился. Его ко мне волокут, а я там над охранником его колдую. Бергман даже не говорил мне ничего – просто стрельнул парню в голову и со стола сбросил. Как тряпку ненужную. «…Ваш пациент, доктор, не он…» – с горечью передразнил он кого-то невидимого. Вот после этого случая я и решил свалить.
Как-то резко понял, что если дальше останусь тут с ними, сам на них похож стану. Ну и свалил, вернее, попытался. Бергман у Бабаева не зря начальником охраны хлеб ел и все мои намерения «просчитал» еще тогда, когда с пистолетом в руке над телом своего подчиненного в том зале стоял. О чем мне и сообщил, почти ласково, перед тем как коленную чашечку мне сломать. Если подумать – Бабаев тогда на риск пошел: пока у меня нога заживала, он без реаниматолога вынужден был обходиться. Ну хозяину, чтобы псы боялись да службу верно несли, иногда приходится рисковать. Да и быстро все на мне зажило, а ходить, вернее, ковылять научился – вот и ладушки, готов лепила к труду и обороне, а что стоять ему больно, так не хрен от хорошего хозяина бегать, порядочных людей не спать заставлять. Я вот раньше думал: как это раб в Древнем Риме жил? А выяснил – ничё, нормально так, привыкаешь, о тебе заботятся, берегут, стараются не сильно покалечить, ежели что… Потихоньку и сам начинаешь считать себя рабом, хозяину обязанным…
Раз в полгода ездили мы в большой осмотр – Бабаев справедливо считал, что без хозяйского глаза на местах может беспорядок учиниться. Два раза с ним мы съездили – нормально прокатило. А на третий – Наследникам попались.
– «Трижды рожденным»? – хмуро спросил Крысолов.
